Железная звезда
Шрифт:
— Все об этом знают,— добавил белобородый.
— Но нам надо ехать именно по ней,— заявил Венец.
— Не советую. Далеко вы не уедете.
— Мне нужно в Низину.
— Попытайся пробраться через пески,— сказал Незримый с рыжей бородой,— А оттуда выберешься на Закатный путь.
— Мы потеряем две недели, если не больше,— ответил Венец,— Паучья дорога для нас единственный путь.
Он озабоченно посмотрел на Листа, и тот спросил у Незримых, что же все-таки с ней стряслось. Но те только еще раз заявили, что дорогу «убили», и все.
— Мы пойдем вперед, есть ли там мертвое место или нет,— решил Венец.
— Как хотите,— сказал Незримый,
Оба Незримых уже начали растворяться, и бутыль словно просто висела в дымке. Да и сам разговор стал все больше походить на сон: ответы не соответствовали вопросам, а голоса Незримых звучали как будто из-под толстого слоя шерсти. Наконец в палатке повисла тишина. Лист протянул пустой стакан, но никто не предложил бутыль, и стало понятно, что они с Венцом остались туг одни.
Выйдя из палатки, они стали расспрашивать тех, кто расположился по соседству, о мертвом месте на Паучьей дороге. Но никто ничего не знал: ни стайка молодых Танцующих Звезд, ни три плосколицые женщины из Вододышащих, ни семейство Дарителей Цветов. Насколько можно верить словам Незримых? Что они имели в виду, называя дорогу «мертвой»? Может быть, просто считали, что дорога по какой-то известной только им причине стала нечистой с точки зрения их верований? Но такое утверждение имеет значение только для тех, кто разделяет эти верования. Да и кто вообще мог точно понять смысл слов Незримых? В тот вечер все четверо беглецов, сидя в фургоне, ломали головы над тем, что именно значит утверждение «дорогу убили», но ни интуиция Тени, ни хорошее знание племенных диалектов и обычаев, которым владел Жало, не смогли пролить свет на эту загадку. В конце концов Венец еще раз заявил, что решил продолжать выбранный путь, а значит, ехать из Тептиса по Паучьей дороге.
Двигаясь на запад, они не увидели на Паучьей дороге никого, кто ехал бы навстречу. А ведь если бы впереди действительно оказалось какое-то «мертвое» место, туг бы хоть кто-нибудь да встретился. Из тех, что не смогли проехать. Венца это приободрило, но Лист для себя отметил, что их фургон вообще один-одинешенек на дороге, куда ни смотри, как будто остальные точно знали, что лучше и не пытаться.
Так, в полном одиночестве, они четыре дня и ехали на запад, удаляясь от Тептиса, пока не попали под пурпурный дождь.
— Входи в свой транс и управляй лошадьми,— сказал Листу Незримый.— Я посплю рядом, пока ты не очнешься.
— Я бы хотел побыть один.
— Я тебя не потревожу.
— Прошу тебя уйти.
— Холодно же ты обращаешься с гостями.
— Разве ты мой гость? — спросил Лист.— Что-то не помню, чтобы тебя приглашал.
— Ты пил вино в нашей палатке. Поэтому обязан быть гостеприимным в ответ.
Незримый стал на мгновение полностью видимым, как, скажем, Венец, но тут же полурастворился в воздухе. Дальняя стена кабины просвечивала сквозь его грудь, как будто груди не было вообще. Руки Незримого тоже исчезли, остались только скрюченные длиннопалые кисти. Он ухмылялся, обнажая частые кривые зубы. В кабине витал странный запах, острый, мускусный, напоминающий запах уксуса, смешанного с медом.
— Я еще немного с тобой проедусь,— сообщил Незримый и пропал.
Лист встал и обшарил углы кабины, зная, что Незримого всегда можно нащупать, даже если он скрыт от глаз. Но безрезультатно. Ушел... Может, перенесся в те места, куда уходит отгоревший огонь? Даже запах уксуса и меда стал таять.
— Где ты? — спросил Лист.— Все еще прячешься где-то здесь?
Тишина.
Лист
Такие пурпурные дожди случались из-за того, что высоко в небесах возникали ядовитые тучи. Газы поднимались в воздух из самых загрязненных, самых зараженных мест планеты и губительной чередой кружили над землей. При столкновении с холодным воздухом такая ядовитая туча извергала ливень зловонных масел и кислот. Проливаясь на землю, эта смесь губила не только травы, кусты и мелких животных, но подчас могла оказаться смертельной и для людей.
При пурпурном дожде из темных укрытий выбирались разные зловещие существа. Полчища падальщиков поспешно подбирали все мертвое и умирающее, а еще более крупные и опасные создания набрасывались на перепуганных, задыхающихся людей. Безногие пауки были едва ли не самыми отвратительными тварями.
Это были мрачные шарообразные существа размером с крупную собаку, ненасытные и беспощадные. У них были жирные тела, покрытые густой бурой шерстью, а над острозубой пастью сверкало восемь глаз. Они на самом деле были безногими, но отнюдь не неподвижными; под брюхом у них росла единственная большая мясистая лапа, похожая на ногу улитки. С ее помощью они и совершали свой медленный неумолимый ход. Пауки не могли никого догнать, и животные легко от них убегали, но для тех, кого отравил пурпурный дождь, они представляли смертельную опасность. Пауки приближались к жертве, и из складки на спине выскакивали и били клешни с ядовитыми шипами. Лист не знал, на самом ли деле они были пауками или кем-то еще. Как и очень многое другое, они мутировали из Душа знает чего во время бурных биологических изменений на закате старой техногенной цивилизации. Их никогда особо не изучали, да и не собирались изучать.
Венец убил четверых пауков. Их тела лежали брюхом вверх на обочине, а перевернутые ноги обмякли и свисали, как сгнившие поганки. Из-за невысоких холмов, окаймляющих дорогу, появился еще с десяток, а то и более пауков. Они медленно приближались к неподвижному фургону. Вот уже передние подобрались к мертвым сородичам, собираясь ими подкрепиться. Еще несколько тварей пожирали глазами лошадей.
Те, не имея возможности вырваться из упряжки, нервно пританцовывали, встревоженно взбивая копытами грязь. Это были крупные выносливые животные, черные, как смерть, с длинными тонкими ушами и высокими лбами, за которыми скрывался мозг, не только не уступающий человеческому, но и превосходящий по развитию разум кое-кого из людей. Дождь досаждал лошадям, но не мог им серьезно навредить, а от пауков они без труда сумели бы отбрыкаться. Им просто не нравилось происходящее.
Лист был намерен как можно быстрее увести их отсюда.
Все, что попало под дождь, покрылось слизью, и дорога превратилась в подобие болота, скользкого как лед. А это было чревато неприятностями. Если лошадь поскользнется и упадет, то может повредить ногу — а от этого пострадает вся упряжка. Пока покалеченные черные кобылы будут метаться в грязи, подоспеют голодные пауки. Взметнутся ядовитые когти, ударят парализующие жала, и лошадям не спастись от острых зубов и крепких челюстей. Чтобы преодолеть этот размокший отрезок дороги, придется постоянно успокаивать и увещевать черных кобыл, передавать им свою силу. Тяжкий труд, подкосивший беднягу Жало.