Железные паруса
Шрифт:
– Ну, это мы еще посмотрим, – произнес он тихо в пустоте кабинета, выдержанного в синих тонах. – И насчет краха, и насчет неизбежности… Я вам покажу неизбежность…
Он еще долго сидел, не зажигая лампу, пока в кабинете не стало почти темно. Значит, на тойстороне – все еще белый день. Время там идет по-своему, когда здесь ночь, там день, и наоборот. Пойти бы на балкон, полюбоваться издали чужой беззаботной жизнью, но времени снова нет…
Когда пробили в углу высокие часы, он вздохнул и поднялся из-за стола. Прихватил Доран-ан-Тег, пошел к выходу, бесшумно ступая в мягких сапогах из тисненой ратагайской кожи.
Главный коридор – слева
Сварог, не сбиваясь с шага, громко стукнул древком топора в мраморную плиту пола, и баран мгновенно исчез, словно повернули некий выключатель, а Сварог преспокойно пошел дальше, не отвлекаясь на привычные детали интерьера. Наступало примечательное времечко – последняя неделя месяца Фиона, полнолуние, то бишь полносемелие и все дворцовые призраки, как обычно в это время года, являлись наперебой. Все они были давно известны, иные не одну сотню лет, все наперечет, и, допускайся во дворец туристы, давным-давно эти наваждения были бы занесены в путеводители.
В этом здании, кроме безобидного барана, обитали еще под главной лестницей, в каморке – два мерзавца былых времен, барон Витер и капитан Гадарат, лет сто пятьдесят назад за приличную сумму в золоте предавшие своего полководца неприятелю. Полководец погиб, попав в засаду, обоих предателей очень быстро вычислили и отрубили им головы – и они до сих пор считали-пересчитывали грязные денежки в той каморке, где провели последний час перед казнью: рожи синие, глаза горят, как уголья, из-под лестницы доносится неумолчный звяк золота. За полторы сотни лет против них эмпирическим методом подобрали надежное средство: достаточно было взять лучину из железной корзинки на стене, поджечь от висевшего тут же факела и бросить в каморку. Свистнет порыв ледяного ветра – вмиг исчезнут и призрачные подонки, и призрачное золото…
Они были совершенно неопасны, но Сварог, как любой, обошел то место десятой дорогой, чтобы не встречаться лишний раз с парочкой негодяев. А потом сделал крюк, чтобы не проходить по Ажурной лестнице. Там обитало нечто гораздо более злокозненное. Если встать на определенном лестничном марше, то на площадке очень скоро появится женщина в пышном алом платье – молодая, красивая, черноволосая, совершенно не обращая на тебя внимания, примется танцевать под слышную только ей музыку, весьма грациозно, завораживающе, так что хочется смотреть и смотреть – но нужно уходить побыстрее. Как только и ты начнешь слышать музыку, тут тебе и конец. В деталях существовали значительные расхождения, но все старинные предания сходились на одном: как начнешь слышать музыку, считай, что пропал. Тем более, что порой происходили в здании загадочные исчезновения самого разного народа, от лакеев до титулованных, пусть и редко. Никто не знал, что это за плясунья такая, когда объявилась впервые и кем, собственно, является, но она существовала точно, Сварог ее однажды сам видел мельком и побыстрее ушел, не склонный проверять на правдивость старые легенды.
Во дворце хватало и других призраков, но уже не в «царской» его части, так что Сварог о них мало что знал.
Он вышел на широкое крыльцо, где торчала старуха Грельфи и стояли полдюжины ратагайцев, моментально сомкнувшихся вокруг него с нагайками наготове.
– Пойдемте? – предложил
– Да ладно, назвался кошкой – изволь мяукать… – старуха проворно засеменила рядом. – Порой я и сама диву даюсь, светлый король, какого рожна встреваю в ваши рискованные предприятия, словно юная дуреха с вертлявой попой и ветром в голове…
– У меня есть одно несомненное достоинство, – сказал Сварог. – Все, кто идет за мной, очень быстро забывают о житейской скуке, бытие у них начинается насыщенное и интересное.
– Дождусь я когда-нибудь интересных сюрпризов на свою костлявую жопу… С вами того и жди…
– Вот за что я вас люблю и уважаю, госпожа Грельфи, так это за ваш неиссякаемый оптимизм, – сказал Сварог искренне. – Не переживайте, душевно вас прошу, взъерошенного ежика голой задницей не возьмешь. Вас, в конце концов, на аркане никто не тянет…
Старуха не отставала, шла с ним в ногу, ворча:
– Тянет, не тянет, да как же вас одного отпустишь с этими степными дуроломами, что только и умеют жеребят от поноса заговаривать да сусликов от шатров отгонять «магическим цоканьем»…
Шагавший по пятам Барута, старший среди табунщиков, сдержанно прокомментировал:
– Язык у тебя, старая ты старуха, как помело, чтоб тебе Барлая во сне увидеть…
– Милый, – задушевно сказала Грельфи. – Знал бы ты, какую нечисть я, убогая, видывала въявь, а не во сне, когда ты еще сопливым отроком без порток бегал и на старой кобыле учился, как с бабами обращаться… Обосрался б, душевный.
– Будь тебе годков на полсотни поменьше, дал бы я тебе щелбана в лоб, чтоб звон пошел.
– Дубье степное. Когда мне было на полсотни лет поменьше, такие, как ты, не щелбаны мне в лоб давали, а мошной трясли и на коленях ползали, домогаясь позволения в сено завалить и подол задрать…
– И как, неплохо зарабатывала? – спросил Барута с интересом.
– Дождешься, урод кривоногий, такое нашлю…
– Разговорчики в строю, – недовольно сказал Сварог. – Как дети малые.
– Да это мы, светлый король, от волнения, неужто не понимаешь? – фыркнула старуха, но приумолкла.
В совершеннейшем молчании они шагали по мощеным дорожкам меж домов для дворцовой прислуги, парковых аллей и казарм. Очень часто навстречу им из самых неожиданных мест бдительно выдвигались то гвардейцы с обнаженными мечами, то широкоплечие личности в цивильном, державшие руки за отворотами камзолов. И всякий раз молча отступали в тень, узнавши короля.
Несмотря на ночную пору, дымили все три трубы дворцовой поварни. В небе исполинским желтым диском светил Семел, куда ни глянь, нереально четкие черные тени перемежались с золотистым сиянием. Через четверть часа они вышли к горбатому мостику, за которым и начиналась запретная территория, где никто не бывал вот уже сто двадцать пять лет. Мостик, добротно построенный на века, казался новехоньким.
Грельфи молчала, и Сварог первым шагнул на продолговатые каменные плиты, держа топор наготове, прекрасно помня, в каком кармане лежит шаур, не расслабляясь и пустив в ход все свои способности. Чего он никогда не забывал, так это слов Лесной Девы о том, что ему следует беречься мостов. Учитывая, что иные ее предсказания уже сбылись как-то незаметно для заинтересованных лиц, шарлатанством тут и не пахло…
Ратагайцы придвинулись к нему, обступили теснее, Варута безостановочно шевелил губами, определенно повторяя какие-то степные заклинания от нечистой силы. Табунщики никак не могли считаться опытными волшебниками, но, как это частенько случается с людьми, ведущими вдали от цивилизации самый патриархальный образ жизни, много чего ведалипо мелочам…