Железный крест
Шрифт:
— Каждый делает свое дело. — Хуго Франкель строго посмотрел на жену.
Но и он тоже не мог оторвать глаз от пустого стула.
— Разве я против? Я просто говорю, что мог бы и отдохнуть пару дней.
— Это он решает сам. Никто не говорит ему, что он должен делать, а чего не должен. Аксель все решает сам. — В голосе Хуго звучала неподдельная гордость, и Эрик почувствовал укол зависти.
Так бывало почти всегда, когда родители заводили разговор об Акселе. Иногда Эрику казалось, что он вообще невидим, что его никто не замечает, что он просто тень. Тень высокого, светловолосого Акселя, который всегда был в центре внимания, даже если и не прилагал к тому особых усилий. Поскорее бы кончилась эта тягомотина с обедом. Тогда он улизнет в свою комнату почитать. Охотнее всего Эрик читал исторические книги. Что-то привлекало его в этих перечислениях фактов, местностей и дат. С самого детства. И интерес этот не исчезал, наоборот, становился все сильнее.
Аксель не особенно любил читать, но каким-то образом всегда получал самые высокие оценки. Эрик тоже учился хорошо, но ему приходилось для этого прилагать много усилий. И никто не хлопал его по плечу, не расцветал горделивой улыбкой, не хвастался успехами сына друзьям и знакомым. Никто не гордился Эриком.
И все равно он любил брата. Иногда ему хотелось возненавидеть Акселя, но ничего из этого не получалось. Он все равно его любил. Больше, чем кого-либо другого. В конце концов, Аксель старше, смелее. Им можно гордиться, а Эриком пока нет. Это факт, такой же неоспоримый, как и факты в книгах по истории. Битва при Гастингсе была в 1066 году, и никто не подвергал этот факт сомнению. Была — значит, была.
Эрик посмотрел на тарелку и с удивлением обнаружил, что она пуста.
— Папа, можно выйти из-за стола?
— Как, ты уже все съел? Вот так номер! Конечно иди. Мы с мамой посидим еще немного.
Поднимаясь по лестнице в свою комнату, он слышал обрывки разговора.
— Надеюсь, Аксель не слишком рискует…
— Гертруд, ты должна прекратить это сюсюканье с Акселем. Ему девятнадцать лет… и мы должны гордиться, что у нас такой сын…
Эрик закрыл за собой дверь. Бросился на постель и взял из стопки на тумбочке самую верхнюю книгу. Александр Великий. Тоже был не робкого десятка. Как и Аксель…
~~~
— Я хочу сказать, что ты мог бы и поставить меня в известность. Я чувствовала себя полной идиоткой. Она начинает мне рассказывать, что ты гуляешь с Карин…
— Да-да, знаю… — Патрик устало опустил голову.
Весь час, что Кристина просидела на кухне, был пропитан подтекстами, пронзительными взглядами и ядовитыми намеками. Не успела закрыться за свекровью дверь, Эрика взорвалась.
— Меня вовсе не волнует, что ты встречаешься со своей бывшей женой и с ней прогуливаешься. Я не ревнива, и ты это прекрасно знаешь. Но ты не сказал мне ни слова, вот что приводит меня в бешенство!
— Я понимаю…
— Он понимает! И это все? Никаких объяснений? А я-то думала, у нас нет друг от друга секретов! — Эрика знала, что приближается к опасной границе, но ничего с собой сделать не могла. Накопившееся раздражение требовало немедленного выхода, и ее несло все дальше. — Я-то думала, мы договорились! Ты смотришь за ребенком, я работаю. Ничего подобного! Мне все время мешают! Ты каждую минуту врываешься в мой кабинет, для тебя это проходная комната, потом ты исчезаешь на два часа, и я, вопреки договору, опять вожусь с Майей! Как же я обходилась весь год без твоей помощи? Или ты думаешь, что у меня была служанка? И я могла уйти из дома, как ты, когда мне вздумается? Мне-то некого было спросить, где малышкины варежки! — Эрика вдруг, словно со стороны, услышала свой срывающийся на визг голос и осеклась.
— Ладно… — произнесла она на три тона ниже. — Я пойду пройдусь.
— Иди. — Патрик напомнил ей черепаху, которая осторожно высовывает голову из панциря, чтобы посмотреть, нет ли опасности. — Прости, что не успел тебе сказать сразу…
— Черт с ним… Только больше так не делай, ладно? — Эрика слабо улыбнулась.
Буря миновала, она уже упрекала себя за глупую вспышку. Сейчас ей нужен был свежий воздух — свежий воздух, и больше ничего.
Она быстро шла по улицам. Туристы разъехались, и Фьельбака выглядела на редкость пустынной, лишь кое-где заметны были следы летней суеты. Городок напоминал гостиную после праздника: недопитые стаканы, серпантин в углу, в кресле уснул перебравший гость в шутовском колпачке. Собственно, Эрика предпочитала этот сезон — лето было для нее слишком утомительным. А сейчас — тишина и покой. Пустынная площадь Ингмара Бергмана… Мария и Матс через несколько дней закроют свой киоск и уедут торговать в Селен, они так делают каждый год. И это тоже нравилось ей в городке: предсказуемость. Все шло заведенным порядком, из года в год…
Обмениваясь кивками со знакомыми, Эрика поднялась по Галербакен. Она знала во Фьельбаке всех или почти всех, но сейчас у нее не было желания разговаривать — она приветливо поднимала руку и ускоряла шаг. Миновав заправку и быстро шагая по Дингельвеген, она уже знала, куда направляется. Только сейчас Эрика поняла, что подсознательно это и было целью ее прогулки с самого начала.
— Три случая избиений, два ограбления банковских контор, еще какие-то мелочи… Но никаких обвинений в подогревании расовой вражды. — Паула выбралась из машины и захлопнула за собой дверцу. — Помимо Франца я накопала еще кое-что на парня по имени Пер Рингхольм, но это ерунда. Пока.
— Это его внук. — Мартин запер машину.
Они подъехали к дому в Греббестаде [5] недалеко от «Йестиса», где была квартира Франца Рингхольма.
— Погляди-ка. — Мартин кивнул в сторону отеля, — здесь когда-то можно было подрыгать ногами вечерок-другой.
— Могу себе представить… Но теперь, судя по всему, они с танцами завязали.
— Можно и так сказать. Я не танцевал… дай вспомнить… уже больше года.
Нельзя сказать, чтобы эта фраза прозвучала элегически. Секрет состоял в том, что Мартин был так влюблен в свою Пию, что охотнее всего вообще никуда бы не выходил из дома. Но, чтобы найти свою принцессу-лягушку, ему пришлось перецеловать немало самых обычных лягушек. Целуешь — а она все равно лягушка, ни в кого не превращается и никакого отношения к принцессам не имеет.
5
Греббестад — район Гётеборга, «Йестис» — отель, где раньше был ночной клуб.
— А ты? — с любопытством спросил он Паулу.
— Что — я? — Она притворилась, будто не поняла вопроса.
Мартин решительно постучал в дверь, и тут же они услышали звук шагов.
Дверь открыл очень коротко стриженный худощавый седой мужчина в джинсах и клетчатой рубашке того типа, что носит Ян Гийу, [6] желая, по-видимому, продемонстрировать истинно мужское равнодушие к модным веяниям.
— Франц Рингхольм? — Мартин разглядывал хозяина с нескрываемым любопытством.
6
Ян Гийу — известный шведский писатель, автор политических триллеров.
Он уже порыскал по Интернету и обнаружил, что Франц — личность известная, и не только в Гётеборге. Он, как следовало из найденных сайтов, был основателем одной из самых быстрорастущих антиэмигрантских организаций Швеции, которая, если верить болтовне на разного рода форумах, уже представляла собой серьезный политический фактор.
— Да, это я… Что господам угодно? — Он перевел взгляд с Мартина на Паулу.
— У нас есть к вам несколько вопросов. Разрешите войти?
Франц отошел в сторону, пропуская их в квартиру. Мартин с удивлением осмотрелся. Он точно не мог бы сформулировать, что именно ожидал увидеть, но не такой образцовый, почти вызывающий порядок. По сравнению с этой квартирой его собственная выглядела как притон наркоманов.