Железный поход. Том пятый. Дарго
Шрифт:
Не менее жестокий бой вели и другие две роты куринцев. Огромная партия пеших чеченцев, по-волчьи – стремительно и скрытно – пробравшись по дну каменистой балки, вгрызлась в правый фланг авангарда. Передние завалы, обагренные кровью и заваленные трупами, уже в третий раз переходили из рук в руки. Но, видно, наибы Шамиля забыли в пылу сраженья главное – что они имеют дело с русским солдатом!
«Ур-ра!» – и испытанные кавказские усачи, георгиевские кавалеры, бросились в штыки. И вновь егерями были взяты завалы. Но какой дьявольски дорогой ценой достались они нам! Заметно уменьшились ряды куринцев, кабардинцев
…И снова дикое гиканье сотрясло гудевшие стены ущелья. Его хвостатое эхо билось о скалы, сливаясь с яростным гулом артиллерии. Новый бешеный удар шашек и штыков… и новые жертвы обагрили своею кровью и без того пропитанную ею землю.
…Помню, как из огня и дыма выскочил чертом – весь в пороховой гари – Моздок, поймал носком вертлявое стремя и, собрав взмахом клинка куцую от потерь сотню, вновь увлек ее за собой в сечу. Я рванулся со своими к нему на выручку, и… к сроку! Наших встретила ружейным и пистолетным огнем конная партия лезгин, бросившаяся на казаков в шашки.
…Выстрелом в упор я выбил из седла замахнувшегося кинжалом мюрида… Конь мой перескочил через раскуроченную ядром станину лафета и опустился на хрустнувшее под ним тело заколотого тавлинца…
…Горцы вновь попытались нанести авангарду лобовой удар, но их влет осадила беглым огнем подоспевшая батарея Шардина. Над нами с клекотом и свистящим ревом пронеслись ядра – впереди вспыхнули молочные дымки шрапнельных разрывов, и сразу, как отрезанный, смолк гик атакующих. Тишина на миг распахнула властные крылья над стонущим ущельем… и вдруг из-за лесистого увала перекатисто грянуло грозное: «Ур-ра-а-а – урр-рра-а!» И была в нем ярость, исступленная радость и всесокрушающая мощь.
…Опрокинутые орды Шамиля, подобно разбившейся о гранит пенной волне, откатились, и авангард наконец вырвался из мрачных тисков ущелья.
Барон Бенкендорф, используя эту возможность, первым прошел перешейком, который соединял оба ската горы, и блистательно выполнил поставленную задачу; преследуя противника по пятам, его чудо-егеря заняли противоположный склон, наскоро укрепив его ложементами и трофейными турами».
* * *
Граф Воронцов все это время находился рядом и лично следил за действиями авангарда; будучи уверен, что русские войска уже полные хозяева этого плацдарма, командующий пришпорил коня следом за куринцами Бенкендорфа, не имея другого прикрытия, кроме своего штаба и конвоя из двух десятков донских казаков. Впрочем, число одних генералов, князей, графов, баронов, адъютантов и других высоких штабных чинов равнялось комплектной роте.
По узкой, заваленной стволами вековых деревьев тропе пробираться можно было только по одному или по двое, не приходилось и думать о движении сколько-нибудь сомкнутым строем. Люди были напряжены, лошади возбужденно храпели, прядали ушами, рвались вперед: никому не хотелось задерживаться в сем тесном и трудном проходе Даргинского ущелья. Гнетущее настроение свиты усугублялось еще и тем, что кони ступали буквально по трупам. Они лежали вповалку, друг на друге, горцы и русские, прославленные джигиты – воины-гази – и усачи-егеря, бесстрашные георгиевские кавалеры. Тут же, справляя свой пир, могильно хлопали крыльями коршуны и канюки, дерзко поглядывая на проезжавшую в нескольких шагах от них кавалькаду.
В воздухе плавилась нестерпимая духота и над землей уже плыл тлетворный дух мертвечины. И тем, кто видел это, казалось, что от боли кричит раскаленная тишина ристалища.
Отдавая дань павшим героям, главнокомандующий снял с головы фуражку; его примеру последовали и другие, смотревшие на убитых с тем чувством страха и животного любопытства, которое испытывает всякий живой к магической тайне мертвого.
Воронцов придержал жеребца и осенил себя трижды крестом: «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих… и всех православных христиан, и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное. Вечная память вам, герои Кавказа».
Краткая задержка Воронцова изломала движение свиты; конвой и адъютанты, сдерживая лошадей, понабились, как горох в стручке, за спиной графа. Многие крестились и опасливо озирались окрест. Слова ронялись скупо и тяжело, словно отлитые из свинца пули:
– Вот она… смерть, господа… Вот она, война…
– В атаку шли… – глядя на застывшие в последнем яром броске тела, глухо заметил князь Гагарин и со значением подчеркнул: – За Веру, Царя и Отечество.
– Помилуйте, генерал! Что за вздор!.. Какое, к бесу, «отечество»?! К черту из этого туземного «рая»! Из этого каменного мешка!
– Что там его сиятельство, господа? Адъютант Голицын, ради Бога, узнайте же наконец, почему стоим!
– Ваше высокопревосходительство! – Голицын, подстрекнув шпорами белоногого жеребца, поскакал по густо взмешанной, бордовой от крови земле, истоптанной сотнями ног и лошадиных копыт. – Дозвольте обратиться, ваше…
– Не надо реверансов, майор. Не до них!
– Ваше сиятельство, нам следует торопиться. Здесь небезопасно… а более всего, тут невыносимо воняет, pardon, дерьмом, кровью и…
– Невыносимы – вы, Голицын! Не забывайтесь, адъютант! Дамами и духами на войне не пахло от созданья мира.
– Но я…
– Кощунству здесь не место! Вам ясно, адъютант?!
– Так точно, ваше-с…
– А я не знал, что вы циник, князь… На их месте могли быть мы… Довольно! Спишем это на вашу незрелость, голубчик. И вот что: распорядитесь, чтобы художник сделал на биваке наброски боя. Шут знает, этюды, эскизы… как там у них…
– И… и это тоже? – Голицын, фраппированный выучкой графа, неуверенно указал белой перчаткой на кровавое месиво.
– И это тоже, адъютант. Для истории и потомков.
Глава 12
Главнокомандующий пон'yдил57 своего «британца» в объезд разрушенного завала, когда передовое взгорье балки огласилось выстрелами.
– Ваше сиятельство! Враг числом до семи со..! – Голицын осекся, ошеломленно глядя на свой сверкающий глянцем кавалерийский сапог, каблук которого отгрызла чеченская пуля.
И тут же за спиной свиты ахнул громовой раскат, следом рвануло впереди тупо и гулко; задернуло красным пологом черные контуры обвалившихся завалов, сотрясло землю, словно по ней бухнули стопудовым кузнечным молотом.