Железный поход. Том третий. След барса
Шрифт:
Как только леса покрываются листвой – солдату в Чечне делать нечего. И без того непролазные чащи становятся непомерно густыми, скрывая коварного неприятеля, умеющего с отменным искусством действовать в своих сумрачных пущах и наносить из скрытных засад непомерный вред меткими выстрелами. Случалось зачастую, что русские цепи в упор натыкались на ружья горцев. И это при том, что значительный перевес, как в живой силе, так в целкости и дальности выстрелов, был на стороне первых.
Чеченцы, как и другие горцы, охотнее дрались летом, нежели зимою, что объяснялось их легкой одеждой, а крепче обувью,
По этим причинам принято было избегать в Чечне не только продолжительных экспедиций, но и кратковременных выступлений летом, а производить их в то время, когда на деревьях уже не было «вероломного листа». В Дагестане же, где нет столь бескрайних и гиблых лесов, как в соседней Чечне, кроме других не менее важных причин, принято было производить наступательные действия в горы не иначе как летом.
* * *
Вновь прибывших в Грозную расквартировали по-военному умело и быстро. «Каждый сверчок долж'oн знать свой шесток!» – довольная «ладностью» и проворством начальства, за кулешом и махоркой судачила солдатня.
Под сотню Лебедева было отведено складское глинобитное помещение, неподалеку от лазарета, прежде арендованное армянами, которые с первых дней осады Кавказа накрепко прикипели к базарным лавкам русских форпостов и ревностно охраняли последние от посягательств предприимчивого еврейства, персов и прочих охотников до коммерции, в жилах которых испокон века жила страсть к торгашеству.
Прибытия подкрепления из-за Терека в крепости ждали с нетерпением и радостью, о чем красноречиво свидетельствовала та внимчивость начальства, с какой были загодя оборудованы предназначавшиеся для казаков и солдат помещения. Заново беленые стены еще дышали свежестью; смолисто пахли сосной свежескошенные нары и желто-белая стружка, которой были щедро посыпаны земляные полы. Казаки не скрывали своего благодушия от приема, мирно устраивались на новом опрятном «гнездилище», которое по походным меркам было цивильным и где-то даже уютным. Желудки их любимых коней худобы не знали – были полны овсом и макухой, не считая сочной «зеленки», которой было сверх меры на выпасах близ крепостных стен.
…Аркадий Павлович тоже был сдержанно рад данному складу вещей; требовательным командирским оком оглядел вверенное его казакам расположение, заглянул во все углы, наведался в загон, где сотня чистила и скребла щетками лошадей, и позже подвел черту, что лучшего, в смысле устройства и прочих удобств, нечего и желать. «В проклятых болотах Польши о сем и не мечталось… Да уж, кампания была… Офицеры вместе с солдатами спали на жухлой, жидкой соломе… по шестнадцать дней не видели сменной одежды, заживо гнили от язв и сырости… Солдат заедали вши размером чуть ли не с ноготь, а тут…»
Удовлетворенный осмотром, ротмистр направился к своему постою, где с господскими узлами воевал Васька, когда у лесопилки его окликнул взволнованный голос:
– Аркадий, ты?!
Лебедев на ходу повернул голову. От пилорамы, к акульим зубам которой мужики подкатывали толстенный кряж чинары, к нему бежал, придерживая саблю, голенастый кавалерийский офицер.
– Григорьев! Витька! Штаб-ротмистр! – У Аркадия дрогнул голос. Глаза его давнего товарища, еще по кадетскому корпусу, тоже сверкали слезами, на загорелом, худом лице дрожала улыбка.
– Господи… Нет, право же… это ты, Лебедев? Глазам не верю… Из самого Петербурга?
– Из самого.
Друзья тепло обнялись, расцеловались по-русски.
– Ну что ты скажешь! – растроганный Виктор не переставал качать головой. – Вот ведь она – прихоть войны… Думал ли встретить?! А вот же!
– Обычное дело для строевых офицеров. Брось, Виктор Генрихович, глупости.
– Да уж какие «глупости»… Впрочем, что мы, как вдовы на панихиде?
Оба рассмеялись и вновь крепко обнялись.
– А ну-с, двинем, Аркадий Павлович! – Григорьев решительно подхватил друга под локоть.
– Куда же? Позволь…
– Пойдем, пойдем! – настоятельно поднажал штаб-ротмистр, не желая слушать никаких возражений. – Ко мне, тут недалече. Ну надо же, брат, как подфартило! Я вон за тем ветряком бережничаю, – проходя звенящую молотками и наковальнями кузницу, махнул рукою драгун. – Я тебе, голубь, все расскажу! Все покажу, будь уверен. Я же, Лебедев, волею судеб тут уже пятый год смерть ищу. Пя-тый! Три ранения: два в грудь, одно в голову. Вон видишь, левый глаз ни черта не зрит. Благо хоть не усох, а то кому я буду нужен кривой на балах?
– Так значит, пятый год? Кошмар! – Лебедев уважительно присвистнул и потрепал по плечу однокашника.
– Пятый, брат, сам не верю. И, как видишь, жив. А это на Кавказе… это… это что-то, Аркаша. Ну-с, вот и пришли, милости прошу, дорогой!
Штаб-ротмистр широко распахнул перед Аркадием кособокую дверь и, приказав вестовому Архипу собирать «заедки» на стол, прямиком проводил ротмистра к столу.
* * *
…За встречу пили брагу из изюмного меду. Последний местные виноделы готовили, выпаривая на огне сок винограда, тутовника, груш или яблок. Солод и сахар, брошенные в бузу, делали этот напиток прозрачным, терпким и крепким на вкус и голову.
– Значит, живете весело? Тужить не приходится? – поинтересовался Лебедев, вытирая белым платком губы и усы после выпитого.
– Истинно. – Виктор согласно кивнул головой и, не дыша, дергая в такт кадыком, опустошил пузатую кружку, стрельнул «живым» серым глазом по ее дну и, блаженно щурясь, перевел дух.
– Вы что же в Грозной, из торфа сию «беду» гоните? – улыбаясь, хрипловато кашлянул Аркадий. – Как будто вино, ан градус-то будь здоров…
– А мы не меряем, – отшутился штаб-ротмистр, налегая на отварную баранину, круто посыпая ту солью. – Оно нам тут, дорогой Аркадий Павлович, без надобности. Мы-с опускаем в эту, с позволения сказать, «заразу» узду… да, да, обычную узду, и коли она… к утру растворится… ну-с, стало быть, и готово.
Господа от души рассмеялись шутке. Архип – кряжистый дядька лет сорока восьми, никак не меньше пяти пудов весу, с беспокойными, расторопно-мышастыми глазами, живо поднес офицерам второй полнехонький кувшин.
– Вот это дело! Орлом дозор несешь, братец! – Как-то быстро и смешно захмелевший Григорьев одобрительно потрепал по плечу вестового. – Ежели всегда так будешь исправно службу нести, Архип, то… на праздники, понятно, подарю рублишек пять. Погуляешь со своей Акулькой. Ты ж у меня еще о-го-го, Архип, даром что сединой побит… Так, нет?