Железный век (сборник)
Шрифт:
Юстус поднялся, отомкнул большим ключом сундук, стоящий у стены, двумя руками достал из его глубин костяной ларец.
Гомеопатия учит нас, что избыток желтой желчи вполне и безо всяких лекарств излечивается здоровым смехом. Поднятие же черной желчи следует врачевать спокойным созерцанием. Ничто так не успокаивало доктора Юстуса, как редкостное сокровище, хранящееся в ларце. Осторожно, один за другим Юстус раскладывал на черном бархате скатерти потускневшие от времени медные ножи, долота, иззубренные ударами о кость, погнувшиеся шила, пилу со стершимися зубьями. Странно выглядела эта утварь, отживший свое
Скрипнула дверь, в кабинете появился мэтр Фавори. Перехватив удивленный взгляд Юстуса, он поспешил объяснить:
— Я уступил свое место мэтру Боне. У старика много детей и мало клиентов. Пусть немного заработает.
Это было очень похоже на обычные манеры модного цирюльника, не любившего больничные операции, так как за них, по его мнению, слишком мало платили.
Фавори подошел к Юстусу и, наклонившись, произнес:
— Монглиер умер.
— Как? — быстро спросил Юстус.
— Ему перерезали горло. Вероятно, убийцы влезли в окно. Скотина ростовщик уверяет, что спал и ничего не видел. Врет, конечно.
Юстус тяжело задумался. Мэтр Фавори некоторое время ожидал, разглядывая разложенные на скатерти инструменты. Ему было непонятно, что делает здесь этот никуда не годный хлам, но он боялся неосторожным замечанием вызвать вспышку гнева у экспансивного доктора. Наконец он выбрал линию поведения и осторожно заметил:
— Почтенная древность, не правда ли? Нынче ими побрезговал бы и плотник.
— Это вещи Мондино, — отозвался Юстус.
— Да ну? — изумился брадобрей. — Это тот Мондино, что написал «Введение» к Галену? И он работал таким барахлом? — глаза Фавори затянулись мечтательной пленкой, он продолжал говорить как бы про себя: — Жаль, что меня не было в то время. С моими методами и инструментом я бы затмил всех врачей того времени…
— Вы остались бы обычным цирюльником, — жестко прервал его Юстус. — Возможно, поначалу вам удалось бы удивить ди Люцци и даже затмить его в глазах невежд, но все же Болонец остался бы врачом и ученым, ибо он мыслит и идет вперед, а вы пользуетесь готовым. И звание здесь ни при чем. В вашем цехе встречаются истинные операторы, мастера своего дела, которых я поставил бы выше многих ученых докторов. Но это уже не цирюльники, это хирурги, прошу вас запомнить это слово.
— Да, конечно, вы правы, — быстро согласился Фавори и вышел. Он был обижен.
Но и теперь Юстусу не удалось побыть одному. Почти сразу дверь отворилась снова, и в кабинет вошел господин Анатоль. Он был уже вполне спокоен, лишь в глубине глаз дрожал злой огонек. Взгляд его на секунду задержался на инструментах.
— Решили переквалифицироваться в столяры? — спросил он. — Похвально.
Юстус молчал. Господин Анатоль прошелся по кабинету, взял свой баульчик, раскрыл, начал перебирать его содержимое.
— Вы слышали, Монглиера прирезали, — сказал он, немного погодя.
Юстус кивнул головой.
— Идиотизм какой-то! — пожаловался господин Анатоль. — Варварство! Хватит, я ухожу, здесь невозможно работать, сидишь словно в болоте…
Он замолчал,
— Запомните, доктор, чтобы больные не умирали у вас на столе, необходимы две вещи: анестезия и асептика.
Что же, в бауле господина Анатоля, вероятно, есть и то, и другое, но скоро драгоценный баул исчезнет навсегда. Потому и ждет господин Анатоль вопросов и жалких просьб, на которые он, по всему видно, уже заготовил достойный ответ. Жалко выпускать из рук такое сокровище, но что он стал бы делать, когда баул опустел бы? Два дня назад Юстус обошел всех городских стеклодувов, прося их изготовить трубку с иглой, какой пользовался гость. Ни один ремесленник не взялся выполнить столь тонкую работу.
— Скажите, — медленно начал Юстус, — ваши методы лечения вы создали сами, основываясь на многочисленных наблюдениях больных и прилежном чтении древних авторов? И медикаменты, воистину чудесные, изготовили, исходя из минералов, трав и животных, путем сгущения, смешения и сублимации? Или, по крайней мере, дали опытным аптекарям точные рецепты и формулы?
Господин Анатоль ждал не этого вопроса. Он смутился и пробормотал:
— Нет, конечно, зачем мне, я же врач…
— Благодарю вас, — сказал Юстус.
Да, он оказался прав. Баул действительно скрывал множество тайн, именно баул. Сам же господин Анатоль — пуст.
Удивительная вещь: блестящая бездарность — мэтр Фавори и всемогущий господин Анатоль сошлись во мнении по поводу вещей Мондино ди Люцци. Да, они правы, инструмент Мондино в наше время пригодился бы разве что плотнику, и все же учитель из Болоньи неизмеримо более велик, чем оба они.
Господин Анатоль кончил собираться, взял свой баульчик, несколько секунд смотрел на Юстуса, ожидая прощальных слов, потом пробормотал:
— Ну, я пошел… — и скрылся за дверью.
И только тогда Юстус презрительно бросил ему вслед:
— Цирюльник!
Равен богу
Лючилио ждал, но Голоса не было. Пришло утро, в коридоре зазвенели по камню шаги тюремщиков, и надежда исчезла навсегда. Даже Голос больше не мог помочь ему. Лючилио вывели из камеры, а затем и из здания тюрьмы. На улицах шумела толпа, город высыпал посмотреть на него. Женщины прижимались к стенам домов и приподнимались на носки, чтобы лучше видеть; мальчишки швырялись огрызками, попадая словно ненароком в ряды отчаянно сквернословящей стражи. Люди бежали за процессией, но многие старались выбраться из толпы и спешили за городские стены, ведь именно там, на Мясном рынке произойдет основная часть комедии, главным персонажем которой будет он.
Лючилио привели на площадь возле собора. Толпа осталась внизу, Лючилио поднялся на ступени и оглядел безликую человеческую массу сгрудившуюся вокруг. Под ее тупо-любопытными взглядами было очень трудно помнить, что все они люди и когда-нибудь поймут…
Пальцы Лючилио нервно теребили вырезную полу камзола. Слава богу, те времена, когда осужденного вываливали в перьях, напяливали на него санбенито и сажали на дряхлую клячу, прошли безвозвратно. Теперь людей сжигают с гораздо меньшими церемониями. Какой прогресс, на его камзол не нашили даже покаянного Андреевского креста! А вот обувь забрали, идти придется босиком.