Железный ветер
Шрифт:
– Нет, я вам не помощник, хотя полностью на вашей стороне. Но у меня иное предписание. И потом, подозрения ваши не могут являться юридическим основанием для начала следствия, а тем более
– Выгнал. Принесла поблудка – вот и выгнал. В Тюмени теперь… На станции. Буфетчица.
– А кто отец ребенка – не известно? – спросил Мэлов с профессиональной четкостью, как будто вел допрос.
– За ноги-то не держали. Шила только в мешке не утаишь. Сказывали, будто Петр Пришлый. За то, мол, и смолили его. За то и грозили смертью. Могет быть, и впрямь парень грешен, бедовым был, только, я думаю, не потому мордовали Петра. Гуртил парней да девчат вокруг себя в коммуне. Кулакам он – что тебе бельмо в глазу.
Мэлова совершенно не интересовало, согласен или не согласен председатель с молвой; он понял одно: о Левонтьеве в Усть-Лиманке ничего не знают, его пребывание на заимке Кузьминых осталось тайной, и это упрощало дело.
«Сын коммунара. Прекрасная легенда. Еще лучше – сын погибшего в классовой борьбе коммунара!..»
И как Мэлов обрадовался, когда председатель дал ему эту желаемую легенду прямо в руки!
– Кулачье что удумали? Написали в газету, что погиб, мол, Петр-тракторист…
Читал об этом Мэлов в «Комсомольской правде». Бойко написано было, вдохновляюще: «Не запугать комсомольцев огнем кулацким, на смену погибшего встанут тысячи…»
«Сын сгоревшего тракториста. Превосходно!»
Ничто его больше не держало в этом медвежьем углу, и утром выехал он на сельсоветской подводе в Тюмень. Не близок путь, но, как ни тянулись таежные версты, пришел им все же конец.
Остановил лошадей возница на привокзальной площади, в ряду таких же натруженных бричек, и без всякой дипломатии попросил:
– Мерзавчик бы перед обратной дорогой пропустить? Как, мил человек? Я мигом в кооператив…
Мэлов даже обрадовался просьбе: проще состоится знакомство с Акулиной.
Конец ознакомительного фрагмента.