Железный волк
Шрифт:
Рюген демонстративно вытряс содержимое кошеля на стол. Две руны и шесть скаров. И коробочка для таблеток, которую он торопливо убрал на место. В ней лежала кровавая жемчужина, а её можно продать, если она не пригодится ему самому.
Девочка оценила на глаз количество монет, а потом взяла руку Рюгена и проколола кожу острым кольцом. Он рефлекторно вздрогнул, но она крепко держала его руку над оловянной чашей с водой. Кровь капала с ладони в воду. Чтица смотрела на танец капель дольше, чем ему хотелось бы, а потом отпустила руку и дала Рюгену тряпочку, чтобы зажать порез.
– Ты хочешь
Если девочка испытывала какие-то чувства, она хорошо их скрывала. Рюген обмотал ладонь тряпкой, внимательно изучая чтицу. Больше всего ему хотелось послать её в Друкну, но девочка вызывала у него беспокойство, а ещё она справлялась со своей работой – это точно.
– Я пока дышу, – сухо ответил он. – Так что, надеюсь, ты скажешь мне что-нибудь ещё.
Кефла кивнула на оловянную чашу.
– Отпей, но не глотай.
Рюген ощутил прилив отвращения. Пить воду с собственной кровью – что за нездоровые методы?
– Не делай вид, что тебе незнаком этот вкус, – холодно ответила она.
Проклятая ведьма.
Что, если она настучит на него? Чтицы крови обязаны не разглашать того, что узнают, – во всяком случае, такие правила действуют в Ведовской гильдии. Но кто, чёрт возьми, может полагаться на безжалостную двенадцатилетнюю девчонку? Придётся говорить с ней нормально. Рюген набрал в рот воды из чаши. Она оказалась солёной и мерзкой на вкус, хуже пива в кабаке за углом. Рюгену приходилось прилагать большие усилия, чтобы не выплюнуть её.
– Морская вода, – сказала Кефла. – Если бы ты не принимал её в младенческом возрасте, она показалась бы отвратительной на вкус. Вот, выплюни.
Она поставила перед ним чашу с водой, он выплюнул. У Рюгена появилась уверенность, что девчонка намеренно мучает его.
– Чистая вода слишком хороша на вкус и не подходит для дела, да? – спросил он так едко, как осмелился.
– Чистая вода не годится. Если ты родился в Шлокне, ты принимаешь морскую воду три раза в жизни. При рождении, при вступлении в брак и после смерти, – рассказывала она, как будто он идиот из Ундста. Как будто сам он не отпускал шуточки о том, что «принять воду» может означать либо «жениться», либо «умереть». Это было ужасно остроумно, но Рюген сомневался, что девочка её возраста в состоянии понять такую шутку, поэтому промолчал.
– Ты хочешь знать, что произойдёт между первой водой и последней. Тогда тебе надо выпить её снова. Море несёт в себе судьбу так же, как и кровь.
Кефла взяла чашу в руки и стала пристально в неё вглядываться. Кровь Рюгена окрасила воду в розовый цвет, а у самого дна подобно дыму кружились тёмные полоски. Кефла ничего не говорила и ничего не делала.
Терпению Рюгена настал конец.
– Ну? Что мне делать?
Она подняла на него глаза. В свете огня её веснушки ожили, и ему стало казаться, что она вот-вот растворится.
– Зависит от того, что ты хочешь спасти. Жизнь или душу.
– В чём, чёрт возьми, разница? Какая мне польза от души, если я лишусь жизни?
Девчонка пожала плечами.
– Если ты этого не знаешь, то тебе требуется больше, чем моя помощь. Но, послушай, это твоя жизнь, дядя. Ты знаешь, как поступить, чтобы спасти её, но у тебя никогда не хватало на это смелости.
Нафраим…
Рюгену хотелось выяснить, что сказать, как вновь подобраться к долговечному, но Кефла продолжала таращиться в красный суп.
– Три судьбоносных знака, – тихо произнесла она. – Дьявол. В тебе есть дьявол, ты – волчий плевок, носитель жалкого зерна, и этого она изменить не сможет.
– Она?
– Сердце. Второй знак – это сердце, которое ты разбил. То, что ты уничтожил, способно уничтожить тебя. Сердце – единственное, что может приручить зверя.
Юва…
Рюген мог бы перечислить множество сердец, чьим теплом он согревался, но Юва была работой, которую он не смог выполнить для Нафраима. Едва ли это случайность. Надо разобраться с этим. Долговечный может спасти его.
– А третий знак?
Кефла сложила руки на груди, показывая, что закончила.
– Потеря. Смерть. Всё, что может завершиться, завершится, и ты это увидишь.
– Интересно… Что случилось с предсказаниями о милых девушках и долгих путешествиях? Их стало трудно продавать?
– Я пообещала тебе правду, дядя. Ты её получил, больше мне нечего сказать.
Рюген встал. На миг он задумался, не схватить ли деньги со стола. Девчонка мала, она ничего не сможет с ним сделать, только уколоть острым кольцом. Но рисковать нельзя, ведь она способна донести о волчьей хвори и пустить по его следу Стражу врат. К тому же она дала ему необходимый ответ. Если он хочет спасти свою жизнь, надо идти к Нафраиму. Именно это она и сказала, а значит, надежда есть. Он не приговорён к смерти.
Кефла открыла дверь, и он с облегчением вышел, хотя невольно признавал, что почувствовал себя лучше после ответов.
Рюген дошёл до конца улицы и вышел на другую, в которой признал улицу Блаженной Руны. Отсюда до Нафраима было не так далеко, если, конечно, он живёт там же, где и раньше, – что, кстати, неясно. Они встречались только в салоне у Флориана прямо за углом.
Рюген шёл и пробовал на вкус собственный страх. Что хуже: смерть от руки красного охотника или визит к вардари? Чем ближе, тем труднее становилось ответить на этот вопрос. Он думал, с каким настроением его встретят, и понял, что такие же мысли роились у него в голове по дороге к Алетте. Люди такие сложные. Почему всякий раз, когда ему кто-то нужен, ему приходится стыдливо молить о помощи?
Он получил задание и выяснил всё что смог о девчонке, читающей кровь. А потом взял её деньги и сбежал… Но Нафраим не из тех, кто станет расстраиваться из-за этого. Вардари же не обижаются?
Они просто убивают.
Он дошёл до улицы Смертельного крушения, до самой неприятной улицы в Наклаве. Её распирало от богатства, но дело было не в этом: улица располагалась у самого моря, и при виде домов, которые называли «висячими», кожа покрывалась мурашками. На первый взгляд дома были типичными для Наклава – старые тёмные каменные громады в два-три этажа. Но они намного превосходили по размерам другие постройки, потому что одна их половина нависала над обрывом, цепляясь за огромные трещины в камне. Из окон лился свет, и казалось, что дома растаяли и оплыли в море.