Железо, ржавое железо
Шрифт:
Все, кроме Реджа, шумно запротестовали.
– Брату моему действительно не терпится узнать, сколько он получит, – сказал Редж. – Ему нужны деньги на собственную рыбную лавку. Остальным это наследство до лампочки.
– Вот гад, – покраснев, выкрикнул Дэн.
– Ладно, будем считать, что оплакивание окончено, – продолжал Редж, – пришла пора сказать несколько добрых слов о покойном. Боюсь, на похоронах об этом никто не догадается. Наш отец часто говорил, что в жизни ему всегда везло. Он выходил невредимым из самых смертельных ситуаций. Я думаю, он передал нам эту счастливую способность к выживанию нам. Хотя он и считал,
– Так вот, о деньгах, – сказала Людмила. – Хотите знать, так слушайте. Он все отписал своей дорогой жене. Так он назвал меня в завещании. Адвокат Оуэн сказал, что я должна буду уплатить налог с наследства. За свое, кровное, еще и плати – законы у нас такие. Все, за вычетом этой суммы, принадлежит мне. Отец говорил, что вы da i ddim.
– Что это значит? – спросил Ирвин Рот.
– Ни на что не годные, – перевела Беатрикс.
– Еще он сказал, что за Дэном нужно присматривать. И я позабочусь о том, чтобы Дэн получил свою рыбную лавку. Беатрикс замужем за богатым евреем, она пи в чем не нуждается. Реджинальду, хоть и женат на еврейке, придется работать. Он получил хорошее образование, знает испанский, по преподавать не хочет. Тогда пусть продолжит отцовское дело, тем более что он сам того желает. Да, надо будет эту бумагу на твое имя переписать.
– Ты имеешь в виду лицензию? – спросил Редж. – Но ведь по закону лицензия переходит к вдове.
– Нет, на меня не рассчитывайте, – ответила мата, – я здесь не останусь. Я уезжаю в Петербург. Тетка моя умерла, но дядя Борис жив. Он старый человек, ему требуется уход. Здесь я свой долг выполнила, больше я здесь не нужна. Мое место в Петербурге.
Все обомлели. Первой пришла в себя Беатрикс:
– Мама, Петербурга больше нет. Теперь он называется Ленинград. Там революция была, ты же своими глазами видела, по крайней мере самое начало. Россия теперь – коммунистическая страна, она отрезана от свободного мира. Ты возненавидишь ее. Там же есть нечего, там тайная полиция, зверства, лагеря смерти.
– Все равно поеду. Россия есть Россия. Иногда буду приезжать, навещать вас.
– Пойми, – с мольбой в голосе произнесла Беатрикс, – как только ты там окажешься, тебя не выпустят обратно. Они не хотят, чтобы свободный мир знал, какой ужас там у них творится. Они поэтому и пленных всех расстреляли после Ялты. Обратного пути оттуда нет.
– У меня есть паспорт. Я британская подданная.
– Не лезь ты туда, говорят тебе! – скрипя зубами, сказал Редж. – Я теперь глава семьи, и я тебе запрещаю. Я не могу допустить, чтобы моя мать добровольно отправилась в ад.
– Россия есть Россия, – повторила Людмила, – я хоть и британская подданная, но только благодаря вашему отцу. Теперь, когда он умер, мое место в России. Но британский паспорт я сохраню.
– Не получится, – расстроенно качая головой, сказала Беатрикс. – У тебя его отберут. Скажут, что ты теперь советская гражданка и не имеешь права на заграничный паспорт. Я же работаю в русском отделе, я знаю, о чем говорю.
– После того как мы похороним вашего бедного отца, я поеду в Кардифф к русскому консулу. – Она вскинула на Реджа свои балтийские глаза. – Матери ты приказывать не смеешь. Я свободная женщина.
– Сталин тебе покажет, какая ты, к черту, свободная.
– Реджинальд, я уже сказала, что не потерплю сквернословия в своем доме.
– А что вы собираетесь делать с драгоценным металлом? – вклинился Ирвин Рот. – Если вы возьмете самородок с собой, у вас его конфискуют на границе. Теперь только правительство имеет право распоряжаться золотом. Это лорд Байрон мог по всей Европе таскать за собой сундуки с золотом. Впрочем, не только лорд Байрон.
– Вот именно, не только он. Евреи всегда так делали. Я помню эти фамилии – Гольдберг и Гольдштейп – еще с детства, когда жила в Петербурге. И в Бруклине были те же фамилии. Не знаю я, что с этим золотом делать. – Она быстро заговорила по-русски: Ирвин Рот и Ципа ничего, кроме слова «zolato», понять не могли.
Наконец Дэн свирепо произнес
– Я повторяю, на нем лежит проклятие. От него только раздоры и воровство. Бросить его в Аск, [65] и дело с концом.
Ирвин Рот посмотрел на него с интересом. Любитель и знаток оперы, он вспомнил Альбериха, проклинающего золото Рейна. Все мифы рано или поздно воплощаются в жизнь.
– У меня сохранились кое-какие связи в американских военно-воздушных силах. Я мог бы переправить самородок на континент, чтобы там продать, – предложил он. – Лучше даже не в Европу, а в Танжер. Там за золото дают самую лучшую цену. Можно еще в Бомбей, но это далековато.
65
Аск – река в Южном Уэльсе.
– А что ты потом будешь делать с этими драхмами или рупиями или любыми другими бумажками? – спросила Беатрикс. – Купишь на них другое золото? По-моему, лучше всего хранить его в банковском сейфе, как раньше.
– Ты в финансах ничего не смыслишь, – возразил ее муж. – Кому нужен этот кусок металла? Так и лежит без дела с тех самых пор, как его выкопали. Золото – это деньги, а деньги должны работать.
– Ты предлагаешь обратить золото в бумажки, – сказала Беатрикс.
– Простите меня, – вскочив с места, проговорила побледневшая Ципа.
– В чем дело? Мы что-то не так сказали? – встревожился Редж.
– Леди Шалот, – произнесла Ципа уже у двери, ведущей наверх.
Беатрикс, понимая, о чем идет речь, состроила гримасу обеспокоенному брату.
– Не все получается сразу, – сказала она, – наберись терпения.
– Пора открывать, – сказала Людмила, взглянув на стенные часы. – Одни умирают, другие хотят пить и есть. Такова жизнь, ничего не поделаешь.
– Мы с Ирвином едем в Абергавенни, чтобы успеть па утренний поезд, – заявила Беатрикс. – К похоронам вернемся. Бедный папа. Послушайте меня, спрячьте эту штуку в сейф.
На прощание она всех расцеловала. Ирвин Рот помахал рукой. Дэн отозвал сестру в сторону:
– Пошли выйдем на минутку в сад. – Он грубо схватил ее за руку.
– Ничего себе братские нежности.
В саду у поникшего розового куста Дэн резко остановился и спросил:
– Зачем ты вышла замуж за этого мудака?