Железо. Книга 2. Освобожденные от шлака

Но Андрей

Учитель не сразу ответил.

– Потому что мы ему не ровня, – наконец, важно проговорил он. – И мы не должны задаваться вопросом, почему сыновьям нельзя то, что можно ему… Попытка понять – это и есть гордыня… А попытка осмыслить свое предназначение, чтобы впоследствии оспорить его, и выторговать для себя место повыше, а то и на одном уровне с

Отцом… Это не просто неправильно, мой мальчик, а это еще и невозможно. И именно потому и неправильно. Отец плачет, когда силы растрачиваются впустую. Не надо тратить их на непостижимое. Вот, на что надо, – Матаньян-Юло на мгновение оторвал руку от груди мальчика и указал на реликтовую кирку, застрявшую в камне. – Понимаешь?

Поу-Воу неуверенно покачал головой.

– Почему железо хочет, чтобы ему отдавали долг тринадцать зим?

– Потому что от зимы к зиме луна сменяется столько раз, – объяснил учитель. – Столько раз за этот период Отец закрывает и открывает глаз… Это его знак для нас…

– Но мать сказала, что лун всего двенадцать за одну зиму, – нахмурился мальчик. – Разве нет?

Матаньян-Юло сощурился.

– Да, твоя мать права…

– А еще одна зима тогда почему?

– Чтобы Отец видел, что его преданные сыновья готовы брать на себя даже немного больше, чем Он требует…

Мальчик раздраженно двинул себе костяшками по лбу. И как он сам раньше не догадался.

– Я готов брать больше, – горячо заверил Поу-Воу. – Я буду освобождать его с такой силой, что остальным сыновьям ничего не достанется после меня… Но мой герой-отец, – он огорошено склонил голову, – он не хочет, чтобы я шел по его стопам…

Учитель неожиданно склонился к животу мальчика и стал зарываться в него носом, при этом шумно дыша. Поу-Воу стало не по себе. Но Говорящий с Отцом никогда не делал что-то просто так. А все что он делал, обычно было правильным.

– В тебе так много железа, Поу-Воу, – прохрипел Матаньян-Юло, оторвав запыхавшееся лицо от живота мальчика. – Я это чую буквально носом… Тебе нельзя идти на карьер, как обычным должникам, нет, твой достойнейший отец прав… Такому необычайному дарованию отведена роль куда важнее!.. С таким даром, как у тебя, растрачивать себя в грубой силе – это вероотступничество!.. Пренебрежение Отцовским замыслом!..

– А что мне тогда делать? – заворожено пролепетал Поу-Воу.

– Ты должен являть заблудшим сыновьям глас Отца, – твердо решил Матаньян-Юло и выпрямился над мальчиком. – Исключительное бремя, возложенное лишь на немногих в нашем племени… Я срочно обращусь к ткачам, чтобы по твоим меркам скроили наш традиционный балахон, а Мордовал выкует для тебя цепь из чугунных звеньев…

Мир переворачивался в глазах Поу-Воу. Еще вчера его сильно пошатнула выходка разозленного отца, отчего мальчик чуть не упал, чуть не сорвался во внутреннюю зияющую пропасть. А сейчас сам Говорящий с Отцом и вовсе опрокинул его окончательно, но мальчик полетел не в бездну, а почему-то ввысь, далеко над ней.

– …и, конечно, тебе предстоит приобщиться к нашему таинству, – понизил голос учитель, – и нашим секретным практикам… неведомым обычным сыновьям и дщерям… Быть жрецом – это особая заслуга и… ноша, которую нам, провозвестникам Отцовской воли, порой приходится стойко терпеть и вбирать в себя целиком…

Поу-Воу почти не слышал бормотания Матаньяна-Юло, он уже торжественно расхаживал в одеянии жреца по племени. Люди почтительно расступались перед маленькой фигуркой, друзья шли по правую руку, укрощенная Андра – по левую, а вчерашние враги выстроились очередью в жерло. Поук гордился, а жирный кухарь из Кормящей Ладони, требующий кланяться – сам упал ему в ноги. Поу-Воу согнул два пальца и врезал костяшками одному в лоб, второму… третьему… Люди с готовностью подставляли ему лбы, а он стучал в них, приговаривая… Выпари из моих костей шлак… Вынь из-под моих ногтей грязь…

Конец ознакомительного фрагмента.