Железом и кровью
Шрифт:
В памяти всплыло чьё-то наставление: «Полумеры — наихудший исход событий. Ты… (тут должно было быть какое-то имя, но сейчас я никак не мог его вспомнить, хотя оно вертелось на самом кончике моего языка) без нужды за оружие не хватайся, а коли взялся — впустую не тряси».
Интересно… А, может, я в прошлом жестокий разбойник с большой дороги? Или того хуже: наёмный убийца!
Точно! Факт! И это видно потому, как легко я преступил грань дозволенного.
Не скажу, что подобное открытие меня обрадовало, но все же стало легче от того, что теперь
— Бернар! — крикнул я снизу. — Оставайся с Первосветом. Постарайтесь никого на судно впустить.
Из темноты выскочил кто-то невообразимый, при этом жутко вонючий и большой. Я присмотрелся: то был белый медведь, наверняка тот самый, которого натравили на Тона Ветродуя. Размерами он оказался весьма мал. Доспехи, коими было покрыто большая часть его туши, производили жуткий вид, и в темноте подобного зверя можно было принять за ужасного монстра.
Медведь остановился напротив меня шагах в десяти. За ним я услышал топот чьих-то многочисленных ног.
Безымянный стал прямо позади меня и тихо проговорил:
— Каюта прямо за медведем.
— Здорово! — усмехнулся я. — И что будем делать?
Медведь зарычал и, наклонив голову, пошёл вперёд. Безымянный совсем тихо прошептал мне на ухо:
— Стреляй! Тебе его не одолеть.
Охренеть, совет! Я даже не успею лук с плеча снять, не то, что стрелу натянуть.
Но отступать не стал. И помог мне случай (что не говори, а в удачу стоит верить!).
Медведь на какую-то секунду остановился, обнюхивая мертвых мятежников, а я воспользовался этой паузой и решительно прыгнул вперёд, делая «ножницы» своими клинками и подрубывая лапу зверю, чуть повыше стопы, легко отсекая её. Тот совсем такого не ожидал и, лишившись опоры, рухнул мордой вперёд, завывая диким рёвом.
Солдаты, нёсшиеся сломя голову позади него, замерли с широко открытыми глазами. Вторым движением я вогнал оба меча сверху вниз, чуть повыше его мощных лопаток, в то место, где показалась «прореха» в его железной броне. Наточенная сталь мягко вошла на две трети в его плоть и через пару секунд «огонёк жизни» затух в глазах животного. Он чуть дёрнулся и окончательно затих.
Так я остался без мечей. Мятежные канийцы не стали дожидаться продолжения представления и гурьбой бросились вперёд.
— Твою-то мать! — едва успел произнести я, отпрыгивая назад.
Безымянный спрятался за лестницей, и больше я его не видел. Драться пришлось голыми руками, и оказалось, что я и без оружия не менее опасен. Или второе: мятежники не были столь искусны в ратном деле.
Я увернулся от выпада первого солдата, подсекая его опорную ногу и захватывая за шею, прикрываясь его телом, словно щитом. Как и предполагалась, его товарищи побоялись задеть друга, особенно в полумраке тесной палубы. А я принялся за дело. Вооружившись его ножом, я в подкате вонзил его в живот ближайшего противника, как раз пониже его нагрудника. А далее мне уже достались два новых меча и пошло дело…
Я перестал ощущать время. Мне даже в голову
Канийцы отпрянули назад к появившемуся Бересту.
Лицом он не был похож на своего брата Велеса. Единственное, что их объединяло, так это высокий рост и цвет волос.
Берест был больше похож на отца: напористый, крепкий. Но, и в отличие от него, рассудительный. Последнее сильно импонировало Борису Северскому. Из своих сыновей, он всегда выделял Береста и прочил ему большее будущее.
— Нам Северским судьба отвела великую роль! — всегда он говорил своим старшим сыновьям.
Берест с отроческих лет побывал во всех походах с отцом: будь то подавление бунтов, или будь то война с Империей. За свой ум он получил прозвище Голова.
Во время службы на Святой Земле проявил себя прекрасным военачальником. Однако при штурме Паучьего склона, когда из-за просчетов разведки, проведённую командирами Избора Иверского — известного дворянина, возглавляющего Защитников Лиги, полк Береста был наголову разбит и практически весь уничтожен. Тогда же не разобравшись в ситуации, его несправедливо обвинили в поражении и разжаловали до звания сотника.
Северские и Избор Иверский вошли в такую конфронтацию, что только прямое вмешательство Клемента ди Дазирэ погасило возникший пожар, способный привести к войне этих знатных дворянских родов.
Результатом закулисных интриг Северских вообще отстранили от дел. А тут ещё погиб средний сын Иван, и Борис — глава рода, перестал интересоваться государственными делами. Так, по крайней мере, казалось.
Странно, но отчего я так много знал о роде Северских?
Эти знания сами собой всплывали в моём мозгу.
— Вот не думал, что ты такое… чудовище, — произнес Берест пересохшими губами.
— Зато доброе! — сострил я, понимая, что невпопад.
И должно быть у меня был жуткий видок. Лица людей выражали такой страх, что описать невозможно. Я осторожно огляделся: вокруг лежали несколько изуродованных человеческих тел. Глаза застилал пот… вернее… эта была кровь… Она стекала по моему лицу тонкими, липкими, теплыми струйками…
Береста надо было брать живым. Нельзя было допустить того, что получилось с Велесом.
Из-за спины заторможенных мятежников вынырнула фигура Безымянного. Он нёс в одной руке какую-то странную чашу, а в другой явно ритуальный нож.
Люди попятились к левому борту. Они оказались между мной и магом, и абсолютно не знали, как действовать.
Безымянный сделал глубокий надрез на запястье и дождался, когда кровь быстрой струёй польётся в чашу. Опустив конец ритуального атама в собственную кровь, маг начал что-то тихо бормотать, а потом окропил всё вокруг.
Признаюсь честно, я и сам не догадывался, что будет дальше. Судно слегка задрожало, и снаружи донёсся такой крик, будто кого-то пожирали живьём. Вопль длился почти минуту. Кто-то надрывно орал не своим голосом, а потом мгновенно затих.