Желтое облако (с илл.)
Шрифт:
Кайбол погасил экран.
– Этим я займусь, когда останусь один.
– Кайбол помолчал и сказал, довольный:
– Да, у вас был великий человек. Он видел далеко. Ленин!
– произнес он, прислушиваясь к собственному голосу и стараясь, видимо, по-своему понять, как звучит это имя, и повторил: «Ленин!»
– А кто из писателей вам больше нравится?
– Этого еще не могу сказать, - ответил Кайбол.
– Я читаю больше Ленина. Но знаю многие страницы Льва Толстого. Он интересует меня как мыслитель.
– Чем же именно?
– Он сказал, я вспоминаю
Кайбол посмотрел на меня вызывающе. Я догадывался, к чему он поведет разговор, и молчал.
– Бог с ней… - это выражение я понимаю как «лучше не надо цивилизации». Так ли это?
– Так.
– Человеческая жизнь дороже любой самой сложной машины, ракеты, дороже высокого дома и даже большого города. Все это можно построить заново, но нельзя вернуть жизни. Я на стороне тех, кто ценит человека превыше всего.
– Это верно, - согласился я.
– Но я отдал бы свою жизнь, если бы ценой ее удалось спасти город, в котором живет моя мать.
– Вы говорите так потому, что это невозможно. Борьба такая, что нельзя защитить город хотя бы и ценой жизни. Это жертва бессмысленная. Вы плохо цените себя или… - Кайбол остановился.
«Или это пустая фраза, бахвальство», - закончил я его мысль. Но Кайбол продолжил:
– Или не знаете, что такое человеческая жизнь, что такое человек. Но я думаю, вернее первое.
Кайбол встал и сделал несколько шагов назад и вперед по своему тесному кабинету. Голова его была опущена.
– Я слышал, фашисты во время войны разрушили и сожгли в вашей стране много городов. И я слышал по радио, что все эти города восстановлены, многие из них стали еще лучше, потому что построены заново. Это правда?
– Правда.
– Но восстановилась ли из многих миллионов жизней, загубленных фашистами, хоть одна? Нет, это невозможно. Жизнь, каждая в отдельности, неповторима, как неповторима история. Ваш Толстой говорил, что каждый человек представляет единственный, никогда не повторяющийся случай и потому уничтожение единственного существа является таким ужасом! Это большая правда. Бывают люди похожие друг на друга, схожи и некоторые повороты истории, но это не одно и то же. Скажите, есть у вас другой Ленин?
– Нет, - ответил я и, подумав, добавил: - Есть великие люди, есть продолжатели его дела, но Ленина - нет.
– Теперь подумайте, что осталось бы вам в наследство, если бы Ленина не стало в вашем возрасте, в таком же возрасте убили бы Пушкина, рано умерли бы Толстой, Менделеев, Циолковский, Жолио-Кюри, Курчатов?
– Но Стебельков - это совсем другое: я обыкновенный.
– Откуда вы знаете?
– с задором спросил Кайбол и остановился с широко открытыми огненными глазами.
– Я вижу,
– Я уважаю вас, молодой человек. Но не играйте в скромность и уважайте других. Многие ваши сверстники - будущие великие люди. А о вас уже теперь можно сказать это. Не улыбайтесь!
– Магистр снова опустил голову и заговорил раздраженно и глухо: - Не научились вы еще ценить жизнь. Война - это высшее проявление бесчеловечности. Допустить ее - столь же страшное преступление перед человечеством. Мы не совершим этого преступления, не так ли?
– Да, это было бы непростительно, и мы договорились с вами.
– Вот видите!
– снова воскликнул Кайбол.
– Я же говорил, что вы не просто Стебельков. Когда человек, пусть он еще молод, берет на себя ответственность за судьбы других, - это уже настоящий человек. Когда человек в массе и делает то, что делают другие, не отдавая себе отчета, лица и характера его не видно. Зрелость проверяется, когда он должен принять самостоятельное решение.
Магистр говорил долго. Кажется, он хотел подготовить меня к тому, чтобы скорее заняться делами Земли. Конечно, судьба человечества Земли волновала его не так, как меня. И по-своему он прав: опасность войны есть, вмешательство будет оправдано. Но согласиться мне на это сейчас было трудно. Ответственность ответственности - рознь…
Выходило так, что я не мог здесь целиком положиться даже на Кайбола, несмотря на его искреннее желание защищать человеческие жизни. О земных делах я знал больше магистра, я мог бы спорить с ним. Борьба не обходится без человеческих жертв, и тот, кто хочет во что бы то ни стало спасти свою жизнь, просто трус и шкурник. Кайбол, конечно, не трус. Он просто не совсем понимает сути этой борьбы, она для него - слишком далекое прошлое, странное и почти забытое.
Но спорить я не стал и сказал только:
– Мы договорились действовать вместе. У нас принято не отступать от своего слова. Я сдержу его.
– Разумеется… - сказал Кайбол, - мы будем действовать вместе.
2
Ильмана рассказала мне легенду.
…Давно живут под светом Айро - Солнца несчастные влюбленные Рам и Альва. Они кружатся в танце, каждый в отдельности, вокруг Айро, стремясь к сближению. Идет время, все лучше видит Альва Рама и он ее. Вот они совсем рядом, стоит протянуть руки - и они вместе. Но Рам и Альва медлят, ожидая еще большего сближения. И не замечают того, что время уже упущено и они взаимно удаляются. Через двенадцать больших кругов танца вокруг Айро они оказываются далеко друг от друга, а затем все повторяется. За это время новорожденные становятся взрослыми и создают свои семьи. А несчастные влюбленные Рам и Альва вечно молодые. Подчиняясь в движении силе Айро, они снова и снова пытаются сблизиться, но каждый раз происходит то же…