Желтый ценник
Шрифт:
Как и ожидалось, впечатление, произведенное цифрой, было очень сильным, потому что Руслан от души расхохотался.
– Триста двадцать четыре? А чего не пятьсот? Или вообще давай миллион. Уж если шутить, так на полную катушку.
– Я не шучу.
Нахлынули разные мысли, снова ожило то, что хотелось забыть, оторвать от себя навсегда. Нет, оказывается, еще не все кончено.
Руслан замер, переменился в лице. Отодвигая пустую тарелку, он пристально и с неприязнью смотрел на Асю своими коричневыми глазами.
– Ты с ума сошла? – Руслан становился все мрачнее и мрачнее.
Следующие минуты Ася помнит эпизодически. Ей было все равно, что он говорит, куда он ее зовет и что задумал. Она слышала, как повторялись некоторые фразы, она что-то говорила в ответ. Его голос был как терка, монотонно снимал слой за слоем безрадостные перспективы: что они сделали, что делают теперь и что может случиться дальше.
Ася сидела, зажав ладони между колен, в лучах яркого солнца. Но ничто не приносило утешения и тепла.
При этом рядом с ней постоянно парил образ Второго со страдальческим благородным лицом и заболоченными глазами.
Руслан повысил голос:
– Ты меня слышишь?
– Я знаю.
– Что ты знаешь? Ты вообще где?
– Слушай, он мне пистолет приставил к затылку, – обернулась Ася к Руслану.
– Не выдумывай! – вскипел Руслан. – Давай ешь, и пойдем к адвокату.
– Да. Я им тоже сказала, что без адвоката не подпишу.
– Хоть что-то разумное. Знаешь, что я подумал: давай мы с тобой годика на два разведемся.
– Как это? – вздрогнула Ася. Его предложение прозвучало как пощечина.
Руслан торопливо перешел на приглушенный шепот:
– Как ты не понимаешь, все арестуют, нас выкинут на улицу.
– Не посмеют, у нас дети маленькие и другого жилья у нас нет.
– Еще как посмеют. Оглянуться не успеешь, как будешь валяться на свалке. А если разведемся, все перепишем на меня. И все шито-крыто. Всего два года.
План был идеальный, за исключением одного: Асю больше всего потрясла перемена в Руслане, она не узнавала его. «Он мог обозвать, оскорбить, наорать, но он нашел неприемлемо опасную замену – прикоснулся к свидетельству о браке. Вообще, он не должен думать на эту тему. Они семья, одна команда, одно государство. Они должны все делать как всегда: главное – быть вместе».
– Если я разведусь, то это на всю жизнь, – вскипела Ася.
Руслан промолчал.
С этой секунды Асина жизнь изменилась диким образом. Ей непременно нужно было вести себя так, будто ровно ничего не произошло. Ася попыталась улыбнуться, получилось криво и неестественно, мышцы свело судорогой, словно пощечина была физической, а не моральной.
Остальные месяцы были самыми трудными. Каждый день Ася продолжала работать, бодаться с таможенниками, и каждую ночь ей снились кошмары. Просыпаясь, она плыла в кровати, кричала, вздрагивала, тонула в половодье простыней. Ася медленно приходила в себя, а кровать качалась не останавливаясь, видимо, кошмар продолжался наяву.
Руслан ушел спать на диван в большой комнате. Ася, уже не таясь, проплакала всю ночь. Увы, утром Ася не смогла встать с постели. Вернее, она встала и тут же рухнула на пол, порадовалась, что не затылком об пол. Попыталась встать вновь, тот же результат, ноги не слушались, голова кружилась, постоянный озноб, дрожь в руках. И лишь когда она перестала реагировать на Руслана, на его требования подняться и идти на работу, она забеспокоилась всерьез.
– Тогда иди в больницу, – сказал Руслан со всей твердостью.
«Обними меня. Мне это нужно».
Руслан хлопнул дверью.
Ася старалась поставить себя на ноги: кофе, контрастный душ, уговоры. Все равно не могла добиться хоть сколько-нибудь нормального самочувствия. Час за часом ей становилось все хуже. Уснула, с трудом проснулась к обеду, залежалась до вечера, руки сводило судорогой, глаза опухли.
Из школы пришли дети. Ромка заглянул в комнату.
– Мам, ты как?
– Все нормально. Чуть отдохну. Там суп.
– Я гренки пожарю, будешь?
– Буду.
Съела одну, на пределе сил. Потянулась за второй, рука плюхнулась на тарелку, сбила ее на пол. На грохот прибежала Алька. Лицо ее озабоченно вытянулось.
– Мам, давай скорую вызову.
Ася уже думала об этом. Но если ее заберет скорая, то могут положить в больницу. А у нее через два дня суд.
– Не надо скорую, мне только полежать, отдохнуть, выспаться. Что-нибудь приготовь папе. С работы придет… – дальше говорить сил не осталось.
Алька принесла свои рисунки, положила Асе на грудь.
– Смотри, сегодня в художке рисовали павлина.
Ася приподнялась, ей было приятно, что дети рядом, и она старалась улыбаться, внимательно разглядывать красную голову птицы над синими широкими перьями, приоткрытый в немом пении клюв, в углу бумаги зеленый подтек, видимо, кисть оборвалась в подъеме или была попытка добавить зелени.
Ася хвалила, задавала вопросы. Алька хмурила серые глаза, присматривалась к работе.
– Обычный павлин, нисколько не сказочный. Мама, ты только не умирай, – шептала Алька, – пожалуйста, не умирай.
Ася заставила себя улыбнуться.
– Я только отдохну. Чуть-чуть посплю.
Ася закрыла глаза, словно погасила свет в голове. Ей кажется, что, открыв глаза завтра, она увидит, как наступит половина другой ее жизни, переполненная бесконечным множеством событий.
Она будет жить дальше, но в каком-то усеченном варианте, в котором муж превращается из любимого человека в интерьер жилища. Вот он ходит где-то по квартире и не заходит в ее комнату. Он, похоже, даже не может заставить себя зайти к ней и сделать попытку улыбнуться.