Жемчуг Лутры
Шрифт:
Брат Хиггли накрыл обеденный стол прямо на лужайке и, усевшись сам в тени сливы, внимательно осмотрел ее нежные цветки. Вдруг с выражением прочитал подобающее сезону стихотворение:
Когда я вижу терносливВ молочной шапке цвета,Тогда безмерно я счастлив,Я знаю — это лето!Короче ночи, дни длинны,Они полны услады.ИДожевав кусок пирога с ежевикой и яблоками, Ролло одобрительно кивнул:
— Замечательное стихотворение, Хиггли. Никогда его раньше не слышал. Ты его сам написал?
Хиггли Стамп глотнул октябрьского эля и рассмеялся:
— Загрызи меня горностай! Даже чтоб спасти свою колючую шкуру, я бы не срифмовал и двух строчек. Это брат Дормал рассказал его мне, а уж он-то понимает толк в стихах, в погодах и во всем, что растет из земли. Наш старина Дормал действительно мудрый зверь.
Дормал скромно потупился, теребя в лапах упавший с ветки лепесток сливового цветка.
— Да я что… Стихи — они ведь как… Дело такое… Берут да и складываются сами у меня в голове. Так многие умеют.
— Зато вряд ли кто-нибудь больше тебя понимает во всяких травах и прочих растениях, — сказал Ролло.
Старая мышь Дормал пожал плечами:
— Похоже, что так. Ну нравится мне возиться в саду и в огороде. Так же, как и стихи сочинять. А к чему этот разговор?
— А к тому, что я хотел бы узнать, не растет ли у нас где-нибудь в аббатстве плющ под названием «девичьи волосы»?
— Ты имеешь в виду асплениум из семейства атриумных? — поправил Дормал.
Летописец покачал головой:
— Нет-нет, я про «девичьи волосы».
Но брат Дормал уже сел на своего конька:
— Правильное название этого растения — асплениум из семейства атриумных. Впрочем, в настоящее время его часто называют «девичьим волосом». Это вечнозеленый плющ, хорошо растущий на каменных стенах. Сейчас надо припомнить, есть ли он у нас где-нибудь в аббатстве… Ну да, конечно, на южной стене. Я еще помню, как прошлой осенью срезал пару веточек для сестры Цецилии. А впрочем, Ролло, что это тебя вдруг заинтересовал асплениум? — Обернувшись, Дормал увидел, что обращается к пустому месту. Ролло уже и след простыл.
Пижма, Пинким и Краклин взобрались на перевернутую тачку и, хихикая, пытались защитить свой полдник от нападавших на них Командора и Снопа, раны которых, похоже, ничуть не влияли на аппетит. Гипнотически подмигивая трем подружкам, совенок пытался незаметно стащить когтями их пудинг. Пока Пижма зорко следила за Снопом, Командору удалось стащить пару булочек.
— Вот ненасытное брюхо! — Краклин со смехом выхватила из лапы Командора булочку, перекинула ее Пинким. Бросок оказался не очень точным, и проворный Сноп схватил
Веселье было прервано появлением Ролло.
— Друзья, хватит праздно веселиться! — объявил летописец. — Я сделал одно важное открытие. Оставьте ваш полдник и следуйте за мной.
Три подружки без единого возражения отправились за летописцем к южной стене аббатства. Проводив их взглядом, Сноп разделил ореховый пудинг пополам и сказал:
— Если честно, есть что-то героическое в старой землеройке, которую даже вкусный полдник не может отвлечь от исполнения своего долга. Помяни мое слово, Командор, когда-нибудь Ролло изберут настоятелем аббатства. А назовут его… назовут… Ролло Справедливый. Точно, самое подходящее для него имя!
Основной стебель «девичьих волос» тянулся от земли вдоль стены здания, но большая часть побегов расползлась, как зеленая паутина, по красным кирпичам чуть выше среднего звериного роста.
— Значит, нужно сесть над плющом, — сказала Пижма, заглянув в старый пергамент.
Пинким и Краклин мгновенно бросились бежать к лестнице.
— Кто последний добежит — тот старая, хромая гусеница!
Ролло посмотрел им вслед, затем перевел взгляд на стену, а потом поверх очков взглянул на Пижму.
— Я, конечно, понимаю, что старая, хромая гусеница — это я, но скажи, пожалуйста, куда они так помчались? Может быть, я чего-то не понял?
Пижма взяла старого летописца за лапу и тихонько повела его за собой.
— Как я понимаю, для того чтобы точно выполнить указание Фермальды и оказаться над плющом, растущим на стене, надо подняться на эту самую стену. А там, глядишь, еще что-нибудь придумаем, чтобы отгадать загадку старой белки. Только вы не торопитесь, пойдем спокойно вместе. Будем двумя старыми, хромыми гусеницами.
ГЛАВА 28
Над Сампетрой снова поднялось горячее тропическое солнце, дав сигнал к началу нового раунда дуэли между Ублазом и Расконсой. Утром спящий в каюте лис был разбужен резким стуком в дверь. Расконса сел, потянулся, зевнул и недовольно крикнул:
— Ну кто там ломится? Давай заходи, если дело есть!
Дверь каюты распахнулась, и на пороге появилась куница в белом тюрбане. Расконса мгновенно схватил лежавший у него под подушкой длинный кинжал. Ублаз, улыбаясь, широко развел лапы в стороны, демонстрируя свою безоружность.
— Отложи клинок, дружище, — с улыбкой сказал император. — Согласись: если бы я хотел убить тебя, мне стоило только проникнуть в твою каюту без стука, и…
Безумный Глаз, оскалившись, довольно клацнул зубами. Расконса налил себе кружку прохладного грога, всячески стараясь не встречаться взглядом с Безумным Глазом.
— Ну, так что заставило тебя притащиться ко мне на корабль в такую рань? — недовольно буркнул лис. — Да, кстати, — добавил он, — садись, если хочешь.
Император оглядел грязные скамьи и табуретки и остался стоять.