Жемчужина прощения
Шрифт:
– Полагаю, что чудо все-таки произошло и девочка в роду появилась? – улыбнулся он, вглядываясь в светло-голубые глаза.
– Да, – смущенно ответила Ганна. – После меня дети буквально дождем посыпались, и девочки в том числе. Жаль, что бабушка не застала уже этого. Рано ушла. Так-то у нас в семье женщины обычно долгожители.
«Кто бы сомневался.»
– Они с дедом всю войну прошли, Ксения Львовна ранена была сильно однажды, с тех пор здоровьем не отличалась. Папа до сих пор вспоминает, как бабушка сокрушалась: «Второе поколение сплошные штанишки, а хоть бы один бантик!». Ну, носить имя давно мертвой хозяйки пивнушки, конечно, заслуга сомнительная, но зато вот какую захватывающую историю можно рассказать. –
Колдун посмотрел на давно остывший чай и усмехнулся.
– Да, история и впрямь интересная. Ну и не каждое знакомство с девушкой начинается с изучения генеалогического древа.
Ганна весело рассмеялась, встревожив начинающую засыпать работницу вагона ресторана, а Максим пожурил себя за откровенное кокетство, да еще и с потенциальной темной.
– Ну теперь твоя очередь рассказать что-нибудь о себе.
– Сожалею, но моя биография не столь захватывающая, – ответил он. Вот в семьях его клиентов случалось и не такое, рассказывать можно было бы до утра… – Отец был инженером, мама учителем истории.
– А кем ты работаешь?
– Я психолог, – Максим действительно имел диплом психолога в качестве второго высшего и многие клиенты полагали, что работают именно с психологом. Однако часть их проблем решалась немного иными методами.
– Теперь понятно, почему не можешь спокойно спать, когда рядом кто-то плачет. Профдеформация? – На этот раз настала его очередь смеяться. Ганна игриво подмигнула и продолжила: – Правда ли, что не очень хорошо, когда тебя называют в честь кого-то? Я слышала что-то такое.
– Правда. Иногда приходится донашивать очень неудобные чужие портки. Но если что, я после полуночи не принимаю!
– Нет, нет! Ты не подумай, что я решила выплакаться тебе, воспользовавшись случаем! – Девушка раскраснелась. – В моих бедах психолог не поможет, нужна более серьезная артиллерия.
– И что же ты понимаешь под более серьезной артиллерией? Таблетки?
– Нет… – Ганна смутилась еще сильнее и занервничала. – Я пока не знаю, как говорить об этом даже с самой собой, с кем-то другим тем более. Так что никакого сеанса, Максим.
То ли от того, что она назвала его по имени, то ли от столь уверенного обрыва разговора, но по спине его пробежал легкий холодок.
– Знаешь, что коллекционируют психологи? – перешел он на другую тему. Девушка помотала головой и приготовилась слушать. – Человеческий опыт. Сейчас, в наш информационный век, мы имеем доступ, казалось бы, ко всему возможному опыту. На самом деле в океане сведений мы его теряем. Еще каких-то сто лет назад у людей было куда больше проблем и при этом гораздо меньше способов их решения. Я коллекционирую живой опыт решения проблем, идущий изнутри, из сердца. Жаль, я не знаю, что заставило твою бабушку считать себя грешницей и начать творить добрые дела. Но вот эти моменты трансформации, истории о том, как люди проходили через них, – настоящие жемчужины для моей коллекции. Благодаря им я лучше понимаю людей и у меня появляется больше возможностей помогать им.
– Очень жаль, что я тоже ничего не знаю. Но от твоих слов у меня аж мурашки по спине бегут. Если хочешь, я расспрошу при случае отца про Ганну.
– Хочу.
– А я хочу дать тебе немного поспать. Наверное, тебе тоже завтра на работу?
– Мне как раз нет. Но твое «тоже» – вполне понятный намек.
До Москвы оставалось около четырех часов. Максим поднялся и пошел расплачиваться с сотрудницей вагона-ресторана.
Когда поезд подъезжал к вокзалу, перед их купе возникла женщина с огромным чемоданом, которая явно нуждалась в помощи. Худенькая даже в дутой куртке, Ганна с шапкой в руках легко просочилась в коридор и Максим еле успел поймать ее за капюшон.
– Не вздумай убегать, пока у меня нет твоего телефона!
Девушка хихикнула и кивнула.
Благополучно вытащив неприподъемный чемодан на перрон и освободившись от ноши, колдун нашел глазами свою новую знакомую. Морозное утро ослепляло ярким солнцем, и она наблюдала за возней с чужим багажом, жмурясь и прикрываясь ладонью, как козырьком. Когда Максим приблизился, она достала из кармана телефон и, улыбаясь, протянула ему. Парень хмыкнул, набрал свой номер, и, сделав дозвон, вернул хозяйке.
– Тебе куда?
– Мне на проспект Мира.
– А мне на Бауманскую.
Они помахали друг другу, и Максим отчетливо понял, что девушка – наверняка потенциальная колдунья, но не открытая, значит, точно не темная. Это вызвало в сердце волну радостного облегчения. А дальше каждый из них пошел в свою сторону.
Максим проснулся к вечеру. Приготовил кофе по семейному рецепту – со специями, медом и бальзамом из восьми трав – и залез на широкий подоконник кухонного окна. Можно сказать, это была его «пещера», его место силы. Здесь, закинув ноги на откос оконного проема, поглядывая с четвертого этажа на вечно спешащих по своим делам прохожих, он пребывал в покое внутри себя, путешествовал по бесконечному лабиринту мыслей, строил планы, реже – работал. Тепло чашки в руках, запах кофе с пряными нотками и приятная тишина наполняли его силами и создавали ощущение уюта. И в этот уют как-то сам собой пробрался образ Ганны. Кажется, первой была мысль о том, что он мог бы приготовить для нее кофе, способный прогнать любые печали. Хотя какая разница, какая именно мысль была первой? Главное, что в его голове голубоглазая девушка с растрепавшимися светлыми прядями снова и снова оказывалась рядом, на том самом подоконнике, где он привык сидеть один. Максим так давно не испытывал этого сладкого эмоционального коктейля, что происходящее его даже забавляло. Нужно будет спросить у Катерины, как выглядела девушка, которую она видела в нитях следствий. Если это Ганна, то история случайного знакомства обещает быть нескучной.
Допив кофе, колдун нашел ее в «Телеграме» и усмехнулся нику «Папкин самурай». Не придумав ничего лучше, он спросил, как настроение, какое-то время подождал ответа, а не дождавшись, ушел работать в лабораторию. Этим громким словом он называл бывшую кладовую, которая из-за высоты потолка, типичной для «сталинки», напоминала скорее просторную шахту лифта. Личный кабинет являлся одним из его любимых творений. На полтора метра от потолка все четыре стены занимали полочки и ящички. Прикрепленные к ним аккуратные таблички указывали на темы книг или содержимое ящиков, его актуальное количество, даты сбора трав и прочие тонкости. То, что использовалось чаще, располагалось на нижнем ярусе, до которого можно было дотянуться с пола. Остальное доставалось с небольшой деревянной этажерки-табуретки. Над письменным столом висела картина с лесным озером в небрежно «позолоченной» раме и два гибких светильника: один заливал теплым светом разложенные бумаги и письменные принадлежности в стакане, а другой, направленный вверх, создавал на потолке расплывчатый световой круг.
На этих полках чего только не хранилось: опасное, старинное, незаконное, дорогое, редкое… Его персональная сокровищница – поэтому все углы и стены были жестко размечены так, что ни один колдун в здравом уме сюда не сунулся бы. А для обычных людей и без того неприметную дверь закрывало пятно невидимости. Не то чтобы ее и правда нельзя было увидеть, но внимание на ней не фокусировалось, пропускало, как нечто незначительное. Между тем небольшой с виду замок был посерьезнее установленного на входную дверь. Ключ от своей лаборатории Максим всегда носил на цепочке на шее.