Жемчужина востока
Шрифт:
На ее счастье, здесь никого не оказалось, но тлеющие угли почти потухшего костра и разбитая амфора с остатками воды свидетельствовали о том, что здесь еще недавно были люди. К ночи они, конечно, снова вернутся сюда! – размышляла верная служанка, опустив на землю свою бесчувственную госпожу. Вдруг ее наблюдательный глаз заметил узкую каменную лестницу в стене, ведущую наверх. Ни минуты не задумываясь, взбежала она по ней и очутилась перед тяжелой, окованной железом дубовой дверью. Постояв секунду в нерешительности, арабка уже хотела вернуться назад, но вдруг глаза ее сверкнули,
Здесь она бережно опустила свою ношу на сложенные у стены овечьи бурдюки, затем, спохватившись, еще раз сбежала вниз и прихватила разбитую амфору, еще до половины наполненную свежей чистой водой. Молодая женщина вскоре пришла в чувство. Она принялась было расспрашивать свою верную слугу, как они очутились здесь, но чуткий слух арабки уловил какие-то звуки внизу, под сводом ворот. Тщательно заперев дверь, она приложила ухо к замочной скважине и прислушалась. Там внизу стояли трое солдат. Несомненно, они искали их.
– Ведь старик утверждает, что видел, как ливийка со своей госпожой свернула в эту улицу! Другой темнокожей не было между христианами. Она же, кажется, и пырнула ножом Руфа! – сказал один голос.
– Э, кто их разберет! Во всяком случае, здесь ни души! Чего нам еще тут толкаться? – пробурчал другой.
– Эй, ребята, да тут лестница! Не мешало бы посмотреть…
– Полно, это зерновой амбар Амрама-финикиянина, а он не таковский человек, чтобы оставлять ключ в дверях! Впрочем, если охота, так посмотри!
И Нехушта услышала тяжелые шаги, приближающиеся к двери. Солдат подошел и попробовал толкнуть дверь.
– Заперта крепко! – крикнул он вниз и стал спускаться. – А надо бы взять у Амрама ключ да посмотреть на всякий случай!
– Ну так беги за ключом, если тебе охота! Финикиянин живет на том конце города, кроме того, его сегодня и с собаками не сыскать…
– Хвала Богу, они ушли! – произнесла, облегченно вздохнув, Нехушта, отходя от двери.
– Но они, возможно, опять вернутся! – промолвила Рахиль.
– Не думаю, а вот хозяин этого помещения, вероятно, наведается: теперь на его товар большой спрос.
Не успела она договорить, как ключ заскрипел в замке, и прежде чем Нехушта успела отскочить, дверь отворилась, Амрам вошел и тщательно запер за собой дверь.
Обе женщины замерли на месте, не выдав ни единым звуком своего присутствия.
Амрам – средних лет финикиянин с худощавым лицом и пронзительным взглядом, в скромной одежде темного цвета, но из дорогой ткани. Видимо, он не носил оружия. Это был известный всему городу, уважаемый и богатый человек, успешно ведущий торговлю, как большинство финикиян того времени. Зернохранилище, куда он теперь пришел, было лишь одним из незначительных складов его громадных зерновых запасов.
Заперев дверь на ключ, Амрам подошел к столу, где хранились его таблицы и записи отпусков и приемов зерна, и вдруг очутился лицом к лицу с Нехуштой, которая тотчас же проскользнула к двери и выдернула ключ из замка.
– Во имя Молоха, скажи, кто ты? – спросил купец, невольно отступив на шаг, и при этом заметил полулежащую у стены на куче порожних бурдюков Рахиль. – А ты? – добавил он. – Духи? Привидения? Или воры? Госпожи, ищущие пристанища и приюта в этом запруженном людьми городе, или, быть может, те две христианки, которых повсюду ищут солдаты?!
– Мы те самые христианки, – сказала Рахиль, – мы бежали из амфитеатра и укрылись здесь, где нас чуть было не нашли легионеры!
– Вот что выходит, когда человек не запирает своих дверей! – произнес Амрам. – Но это произошло не по моей вине, а по вине одного из моих подчиненных, с которым я серьезно поговорю по этому поводу, и поговорю сейчас же! – И он направился к двери.
– Ты не уйдешь отсюда! – решительным тоном произнесла Нехушта, заступая ему дорогу и выставляя нож.
Купец испуганно попятился.
– Чего ты требуешь от меня?
– Чтобы ты дал нам возможность покинуть Цезарею с полной для нас безопасностью, в противном же случае мы здесь умрем все трое вместе. Прежде чем кто-либо попробует лишить жизни мою госпожу или меня, этот нож пронзит его сердце! Некогда твой брат продал меня, княжескую дочь, в рабство, и я буду рада случаю отомстить. Понимаешь?
– Понимаю. Только напрасно ты так гневаешься! Лучше поговорим, как деловые люди: вы хотите покинуть Цезарею, а я хочу, чтобы вы оставили мое зернохранилище. Так дай же мне выйти отсюда и устроить все согласно нашему обоюдному желанию!
– Ты выйдешь отсюда не иначе как в сопровождении нас обоих, – сказала Нехушта, – но советую тебе не терять попусту слов! Госпожа моя – единственная дочь Бенони, богатейшего купца в Тире. Ты, наверное, слышал о нем. Ручаюсь тебе, что он щедро вознаградит того, кто спасет его дочь!
– Я не вполне в том уверен: Бенони полон предрассудков, притом еврей, не терпящий христиан! Это я знаю!
– Пусть так, но ты купец и знаешь, что даже сомнительный барыш лучше… чем нож в горло!
– Не спорю! Но никаких барышей мне с этого дела не надо. Таким товаром, – он указал на нее и на Рахиль, – я не торгую. Поверь мне, женщина, я всей душой готов помочь вам: я не питаю к христианам ненависти: те, с кем мне случалось иметь дело, были люди хорошие, честные!
– Однако не трать лишних слов, – сурово проговорила арабка. – Время дорого!
– Что же мне делать? Разве вот что! Сегодня под вечер одно из моих судов отправляется в Тир. Буду рад предложить вам отплыть на нем. Согласны?
– Конечно, но при условии, что ты будешь сопровождать нас!
– Я не имел намерения отплыть с этим судном в Тир!
– Но ты можешь изменить свое намерение, – сказала Нехушта, – чтобы спасти двух ни в чем неповинных женщин, дав им возможность бежать из этого проклятого города. Скажи, согласен ты это сделать? Если да, то пусть так, если же нет – я вонжу тебе этот нож в горло и зарою тебя в твоем же зерне!