Жемчужина
Шрифт:
прыгнул в мутную, теплую воду.
Уж что–что, а нырять он умел, даже в ледяной воде родной реки Волхов.
Правда вода в их реках и озерах была голубой и прозрачной, а здесь илистая, желтая, и
видимости никакой, но подросток смог разглядеть сначала ковер, потом ларец. Ларец был
небольшим, и Егорша подумал, что без труда его поднимет, но тут, он увидел торчащие из
ковра ноги в смешных лаптях с загнутыми носками.
– Вот ведь гад, человека утопил,- возмутилось
потянул за край ковра, но уже не хватало воздуха ,и пришлось всплыть.
Передохнул, держась за край струга, ребята, сняв доспехи и рубашки, тоже ныряли где-
то поблизости.
Нырнул Егорша, и в этот раз точно над утопленником, потянул за край, ковер тяжело, но
поддался, и когда он размотался полностью, парень увидел ребенка.
Вблизи за ним следом опустился Родька, схватил ларец, и, оттолкнувшись от дна, поплыл наверх.
А Егорша подхватив безвольное тельце, стал подталкивать его наверх, силы уходили,
воздуха в груди оставалось все меньше, но наконец- то вынырнули.
Разбойник перекинул безжизненное тело через борт, и, отдышавшись, забрался в лодку
сам.
Добычей новгородца, была девушка – татарка, хрупкая, с черными косами, в которые
были вплетены серебряные монетки, длинная рубашка, с вышитым нагрудником и
шаровары.
Егорше в его рыбацком деле не приходилось еще утопленников спасать, но видел, как
это делали рыбаки постарше. Он несколько раз вдохнул девушке в рот, и нажал на живот, изо рта утопленницы полилась вода, но та не дышала.
Парень смерть не раз видел, и не знал он эту девчонку, но так жалко ее стало, что слезы
сами полились из глаз, хорошо, что хоть ребята не поняли, что плачет, вода после ныряния, еще стекала по длинным кудрям.
Но слезами горю не поможешь, и Егорша снова и снова пытался вдохнуть в девушку
жизнь.
И чудо случилось, утопленница еле слышно всхлипнула и открыла глаза,взгляд был еще
бессмысленным, но даже он не мог скрыть красоты глаз девушки.
Таких очей Егорша никогда в жизни не видел: словно самая безлунная, черная ночь,
словно, вода на дне бездонного колодца.
Полонянка закашлялась, и парень помог ей перевернуться на бок.
Наконец-то губы порозовели, заалели щечки, взгляд прояснился, и пленница испугано
прикрыла грудь руками.
Егорша достал из котомки свой сухой кафтан и набросил на худенькие плечи.
Они возвращались к своей ватаге, Родька хвастал, шкатулкой полной драгоценных
камней, брат Афоня, складывал в ладью ковры, медную утварь и оружие.
Все были рады победе, знатному кушу, и посмеивались над Егоршей, просили еще раз
рассказать, как он, вместо ларца, вытащил заморыша из реки.
Среди ватаги был крещеный татарин, он спросил что-то у девушки и перевел Егорше.
– Мируэрт зовут, по- вашему жемчуг
Тут уж вся братия грохнула от смеха.
– Ай, да ушкуйник, все- таки клад нашел, да, большая жемчужина попалась.
Егорша, достал из кафтана припасенную денежку и отдал татарину,
– Ты скажи ей, пусть не боится, я ее к мамке отвезу, сестрой назову, крестим, сарафан
оденем, будет не хуже наших девок.
– Нет, жениться должен, ты ее спасал, за руки - ноги держал, женись!
Егорша краснел, бледнел, но отшутится так и не сумел.
Караван их, разбойничий, возвращался к родным северным берегам, ратная победа, богатая добыча.
Мируэрт стойко перенесла бурю на Волге, морская болезнь ей видимо была не знакома.
Егорша, сначала думал, вот такая маленькая, будет мне сестрой, вместо погибшей
сестры Наины, но у самого душа улетала, когда Мируэрт латая его рубаху, пела милым
нежным голоском. А уж как глянет своими глазищами в пол-лица, так сердце и замирает, словно на глубине, когда ее спасал.
Он молчал, только глупо улыбался, от того странного, что с ним происходило. Казалось, что он Святогор-богатырь, вот горы ему прикажи, эта юная полонянка снести - снесет, и
сил у него бы хватило на руках ее нести до самого дома, только пусть бы пела, и смотрела
вот так, прямо в душу.
В Астрахани их уже ждали купцы, чтобы скупить все: ткани, утварь, пленников.
На ночь встали лагерем передохнуть перед торгами, связанных пленников усадили
прямо на раскаленной, за жаркий день, земле.
Мируэрт, Егорша с братом называли ее при всех сестрой, быстро освоилась с походным
бытом, выменяла на отрез ткани риса и вяленого мяса, варила, толи похлебку, толи кашу.
Ушкуйники гуляли, предприимчивые менялы уже завезли в лагерь крепкого зелья, медовухи.
Афоня сам не пил, лежал у костра, Мируэрт перевязывала ему раненую руку, но брата с
Родькой удерживать не стал.
– Ступайте, дело молодое. Да друг дружку не бросайте, зелье много не пейте,-
напутствовал старший брат парней.
Там где зелье, там и игра. Егорше ,так вино в голову ударило, что даже в зернь, в кости
играть не побоялся, а ведь знал, если матушка прознает, непременно выпорет, за дело это
бесовское
Молодому ушкуйнику и тут везло, кости ложились то белой стороной, то черной, но
почти всегда, как загадывал Егорша.
Родька, пьяно крича и сквернословя, проиграл почти все из добытого им ларца.