Жемчужная луна
Шрифт:
Но ведь это всего лишь голос, и вряд ли его хозяин обладает достаточным мужеством или желанием ринуться на скалу. И вдруг сквозь шум прибоя Ив услышала торопливые шаги. Вместо того, чтобы прыгнуть, она повернулась и увидела распростертые объятия леди Гуинет Сен-Джон.
Иногда, забавы ради, Гуинет Франс Сен-Джон выезжала верхом на дамском седле. Для таких случаев у нее был особый костюм – экстравагантное напоминание о давно прошедших временах Регентства: зеленый бархат с оборками и кружевами и шляпа в тон с горделиво торчащим пером. Иногда она ездила по-мужски: соревнуясь за голубые атласные ленты и золотые призы, надевала современный костюм для
В таком наряде она могла сойти за дочь конюха. Но Ив сразу поняла, что эта девочка – ее сверстница из аристократической семьи; она была так грациозна, так элегантна.
– Пожалуйста, подойди ко мне, – сказала Гуинет, не дойдя до края скалы, потому что увидела отчаяние в прекрасных голубых глазах девушки. «Она и в самом деле решила прыгать, – внезапно поняла Гуинет. – Что, если мое приближение спровоцирует прыжок?» – Пожалуйста!
Ив часто приходила на эту скалу, чтобы прыгнуть в море. Но прежде ее всегда останавливала окружавшая ее красота – ее завораживали величие лазурного неба и моря, которых, прыгни она вниз, Ив никогда больше не видела бы; она отказывалась от своего намерения только для того, чтобы еще раз насладиться этим прекрасным пейзажем.
Сегодня небо и море были так же красивы, но Ив уже не замечала этого – ее взгляд был обращен только внутрь, в царящую там черноту отчаяния. Но теперь ее глазам предстала новая красота – безграничная щедрость человеческого сердца.
Она шагнула к Гуинет, и это был первый грациозный шаг в ее жизни; впервые ссутуленные плечи распрямились, словно она была до сих пор забытой марионеткой, и вот наконец чьи-то заботливые руки в небесной вышине натянули нити, и она ожила.
– Ты меня напугала, – облегченно прошептала Гуинет, когда Ив оказалась на безопасном расстоянии от края пропасти. – Не знаю, как ты, но когда я оказываюсь так близко от края обрыва – особенно если посмотрю вниз, – у меня кружится голова, я чувствую себя нехорошо и боюсь свалиться… или даже прыгнуть вниз… просто ужасно.
– Я часто тут бываю, – объяснила Ив, стараясь понять, догадалась ли эта девушка, что еще секунда одиночества, и она прыгнула бы вниз. Помолчав, Ив добавила:
– Мне не привыкать быть на краю, но сегодня у меня немного закружилась голова.
– Но теперь ты в порядке?
– Да, все хорошо, спасибо.
Они не годились в подруги – живое свидетельство распутности барменши и любимая дочь графа. Но они подружились, и это была не односторонняя дружба, где Гуинет только давала, а Ив только брала.
Они встретились в момент, когда не только Ив, но и Гуинет нуждалась в помощи. До этого дня жизнь Гуинет была безоблачной, она купалась в любви близких. Все говорили, что она опора семьи. Однако легко быть опорой, когда под тобой твердый фундамент; и Гуинет не испытывала серьезных проблем до того дня, когда ее отца смял любимый пони для игры в поло. Граф выжил, но был еще слишком слаб. И вся семья Гуинет, в том числе отец, обратились за поддержкой к ней.
Теперь ей нужна была своя опора, тот, кому она могла бы поверить свои горести и страхи, которые она должна была скрывать от своей семьи.
Ив стала ее опорой.
К концу лета, когда граф поправился и Гуинет должна была отправиться в Уэст Хит, девочки стали лучшими подругами. Гуинет хотела от Ив многого: чтобы та поверила в себя, в свои способности. Аристократка, с детства окруженная любовью, она была безгранично уверена в себе и пыталась – правда, без особого успеха – передать хоть частичку своей уверенности подруге.
– Тебе нужно поступить в колледж, Ив. С твоими оценками ты легко получишь стипендию. Ты могла бы стать врачом или хоть медсестрой, социальным работником. В этих областях тебе лучше всего удастся реализовать свою природную способность к состраданию.
Но у Ив были другие мечты. Она хотела после окончания школы уйти из ненавистного ей дома, снять небольшую квартиру в Лондоне, работать кассиром в банке «Лондон-Гонконг», а в свободное время ухаживать за детьми в ближайшей больнице. Сделав это, она смогла бы жить в мире с собой, наслаждаться рассветом, розами, невинной улыбкой ребенка.
Ив чувствовала, что она – не от мира сего. Она считала себя невидимым миру посторонним наблюдателем, бесконечно благодарным за то, что ей предоставили возможность созерцать этот мир. И она созерцала, гордая тем, что у нее есть такая уверенная и одаренная подруга. Гуинет блистала в Кембридже, получив высшую оценку по курсу английской литературы, а потом не менее блистательно начала карьеру независимого журналиста.
В тот судьбоносный день, когда лорд Джеффри Ллойд-Аштон появился в банке «Лондон-Гонконг», Гуинет была в Милане, освещая для английского издания «Вог» осеннюю коллекцию моды. Тайпан крупнейшей гонконгской торговой компании был в Англии в деловой поездке: ему нужно было приобрести три судна для своего флота. Переговоры шли прекрасно, и он собирался посетить скачки в Аскоте, проверить свою удачу, а для этого решил снять немного наличных со своего счета.
Он почти не обратил внимания на женщину за конторкой кассира, поскольку смотреть вроде было не на что. Джеффри был тонким ценителем красоты, а она представляла собой жалкое зрелище – ее пышные черные волосы были распущены, почти полностью закрывая лицо, одета она была совершенно не по моде, а ее тонкая фигурка ссутулилась, словно она стремилась уменьшиться, чуть ли не исчезнуть; сэр Джеффри с отвращением заметил, когда она пересчитывала деньги, что ее ногти обгрызены чуть не до основания.
Но когда она заговорила, поблагодарив его за посещение их банка, то несмотря на ее практически неразвитое произношение, он ощутил в ее голосе какие-то удивительно знакомые тона. Ему захотелось, чтобы пелена волос чуть расступилась, чтобы он увидел ее лицо, и когда это произошло, сэр Джеффри Ллойд-Аштон увидел призрак: перед ним была Розалинда, единственная женщина, которую он любил… единственная, что посмела отвергнуть его.
Розалинда была мертва вот уже шестнадцать лет, и для Джеффри это было самым дерзким, непростительным вызовом: она осмелилась умереть до того, как он успел наказать ее.
Но вот перед ним ее двойник, и Джеффри почувствовал непреодолимую страсть к этой девушке. Если поработать над этим жалким созданием, из него можно сделать точную копию Розалинды.
«На самом деле, – подумал Джеффри, – из нее может получиться нечто получше Розалинды». Ив была такой кроткой, такой послушной, восхитительно послушной и беззащитной. Розалинда стала бы такой послушной, если бы у него было больше времени, чтобы сломать ее.
А эта женщина уже была сломлена – нужно было просто научить ее двигаться, говорить, одеваться, как Розалинда, а ее черную гриву, точную копию волос Розалинды, можно подстричь, чтобы она только обрамляла это бесконечно прекрасное лицо… на этот раз ей не удастся улизнуть от него!