Жемчужная рубашка. Китайские новеллы
Шрифт:
– Уважаемый господин Ван, ваша дочь уже взрослая. *Почему бы не поженить их теперь же, учитывая сложившиеся обстоятельства? И ему будет легче, и ей хорошо.
Ван с этим предложением не согласился и вскоре, распрощавшись, ушел. Когда обряд похорон был завершен, родственники Сингэ завели с ним разговор о женитьбе. Поначалу он отказался, но после того как с ним поговорили об этом и раз, и другой, подумал, что вот он остался теперь в доме один, рядом никого нет… и решил согласиться. Попросили пойти к Вану ту самую женщину, которая в свое время была свахой у семей Цзян и Ло. Ван отказал и ей:
– Нужно подготовить хоть какое-то приданое: сразу ведь этого не сделаешь! Кроме того, и года после похорон еще
Сваха передала все это Сингэ, и тот, понимая, что Ван прав, не стал настаивать.
Время летело словно стрела – незаметно прошел год. Сингэ совершил жертвоприношения перед *поминальной табличкой отца, снял с себя грубую пеньковую траурную одежду и снова попросил сваху пойти к Вану. На этот раз согласие было получено, и через несколько дней после совершения всех положенных предсвадебных обрядов молодую ввели в дом Сингэ. Все, в общем, было как в том стихотворении на мотив «Луна над Западной рекой»:
Траурный занавес на *красный сменили,Пеньковое платье – на пестрый наряд.Дом празднично убран,Свечи, сияя, горят.К торжественному пиру все готово,И *брачные чаши их ждут.Ничто приданого богатствоВ сравнении с изяществом и красотой невесты.Радостна будет брачная ночь,Наутро придут с поздравленьями люди.Скажу еще, что новобрачная была третьей и самой младшей дочерью господина Вана, звали ее Саньда или, ласкательно, Саньдаэр. Так как она родилась в *седьмой день седьмого месяца, ее называли также Саньцяо, то есть «Третья-удачливая». Две старшие дочери господина Вана, которых еще раньше выдали замуж, были так хороши собой, что все в городе восхищались их красотой и даже сочинили о них стишки:
Женщин немало на свете,Но красавиц таких, как дочери Вана,Редко найдешь.Откажешься стать императорским зятем,Коль выпадет счастьеЖениться на дочери Вана.Поговорка не случайно гласит: не повезло в торговле – это временно; с женой не повезло – вот это на всю жизнь. А ведь когда в богатых, знатных семьях собираются просватать сына, то обычно стараются подыскать невесту из семьи с соответствующим положением; бывает и так: позарившись на большое состояние, без всяких раздумий совершают сговор с каким-нибудь богачом. Но вот наступает день, *молодая является в дом жениха – тут-то вдруг, бывает, и обнаруживается, что она уродлива; и когда после бракосочетания она вынуждена выйти к родственникам мужа, дабы представиться им, то тестю и теще становится очень не по себе. Муж, конечно, разочарован и тайком начинает искать любовь на стороне. Но, как правило, именно некрасивые жены умеют держать в руках своих мужей. Если будешь обходиться с такой женой так же, как и она с тобой,
Отец Сингэ понимал, что ничего хорошего в подобных браках нет; поэтому, проведав в свое время о том, что дочь у господина Вана девочка хорошая, к тому же еще и недурна собой, он совершил с ним брачный сговор; это было тогда, когда Сингэ и Саньцяо были еще детьми малыми. Теперь, когда Саньцяо вошла в дом Сингэ, он увидел, что его жена действительно хороша собой – изящна, стройна и красива, красивее даже, чем ее старшие сестры. Вот уж поистине,
В красоте ей уступит *Си Ши из дворца князя У,*Нань Чживэй из владения Чу – не столь хороша.Как *Гуаньинь она, что смотрит на луну в воде,Достойна поклонения и воскурений.Сингэ и сам был красив, а теперь еще и жена красавица. Это была пара, словно выточенная из нефрита искусным мастером, и любили они друг друга так, как, казалось, не любил друг друга никто из супругов. Через три дня после свадьбы Сингэ и Саньцяо сменили нарядную одежду на скромное платье. Под предлогом, что они все еще в трауре, Сингэ не занимался делами и целые дни, с утра до вечера, сидел дома со своей женой и наслаждался общением с нею. Молодые буквально не отходили друг от друга и были вместе даже в своих снах. Издревле известно: тяжкие дни тянутся долго, радости время быстро летит. Минуло лето, прошла зима. Сингэ и Саньцяо даже не заметили, как кончился период большого траура. Они сняли с себя траурное одеяние и убрали поминальную табличку. Но об этом подробно рассказывать не будем.
Однажды, подумав о том, что прошло уже более трех лет с тех пор, как отец был в Гуандуне, где осталось немало счетов, по которым он в свое время так и не успел получить, Сингэ вечером заговорил об этом с женой и сказал, что собирается съездить в Гуандун.
– Надо поехать, – согласилась она поначалу. Но когда речь зашла о том, как далек туда путь и как трудно будет им перенести разлуку, у Саньцяо невольно потекли слезы. Сингэ самому тоже было тяжко расставаться с женой, поэтому, подавленные горем и печалью, они оставили разговор о его отъезде. Так повторялось не раз.
Время текло, дни шли своим чередом, и вот прошло еще два года. Сингэ наконец твердо решил отправиться в путь и тайно от жены, вне дома, потихоньку подготавливал все необходимое. Он уже выбрал *благоприятный день и лишь за пять дней до отъезда признался жене, что решил ехать.
– Как говорится, если сиднем сидеть и только есть, то и гора опустеет, – сказал он ей при этом. – Нам ведь с тобой тоже надо позаботиться о том, чтобы семья была как семья и дом как дом. Неужто так и забросить дело, которое кормило меня? Теперь у нас весна, не холодно и не жарко, и если сейчас не поехать, то когда же еще? Самое время отправиться в путь.
Саньцяо поняла, что на этот раз ей не удержать мужа, и только спросила:
– Когда же ты рассчитываешь вернуться?
– Я ведь и сам не рад, что приходится теперь ехать. Удачно сложатся дела или нет, но через год вернусь. В крайнем случае второй раз съезжу туда и, если нужно будет, тогда уж задержусь.
– В будущем году, когда появятся почки на этом дереве, буду ждать твоего возвращения, – сказала Саньцяо, указывая на душистый ясень, росший перед домом, и слезы дождем полились у нее из глаз. Сингэ стал рукавом утирать их и сам невольно заплакал. Горюя о предстоящей разлуке, они были так нежны друг с другом, что в двух словах это и не передашь.