Жена №5
Шрифт:
— Вылечился, значит, спасибо тете Яне, — пожала она плечами, выпивая шампанское и заедая его пучком укропа.
— Вылечился… — как эхо повторил он, — так ты хочешь сказать, что я не Рустем?
— Для конца своего повествования я забью два последних гвоздя в крышку твоего гроба, но это я образно.
— Да ладно уж, забивай!
— Я ознакомилась с наблюдениями врачей-психотерапевтов о случаях потери памяти…
— Где это — ознакомилась? — перебил Рустем.
— Села за единственный компьютер в этой провинции, зашла
— И что сказали врачи? — Рустем робко снял с шампура один кусочек мяса и вонзил в него зубы.
— Что за несколько лет процентах в семидесяти память к людям, потерявшим ее, возвращается, но при одном условии. Человек, то есть пострадавший, должен находиться в знакомой обстановке, в которой он жил до потери памяти. Поэтому так важно, чтобы человека нашли, опознали и вернули в семью. А сколько лет ты ничего не помнишь?
— Я живу не в своей обстановке? По-твоему…
— Да это не по-моему, а по-научному!
— Второй гвоздь? — спросил Рустем, стаскивая с металла второй кусочек свинины.
— Я наконец поняла, что мне показалось странным, когда я тебя целовала…
— Так поздно вспомнила?
— Лучше поздно, чем никогда. У тебя же везде на голове шрамы.
— Да, я знаю, наверное, ранение.
— Не помнишь? — спросила Яна.
— Нет, — честно ответил он.
— Зато я знаю. Это шрамы после пластических операций, именно там они и прячутся!
Рустем прожевал мясо, запил его морсом, доел винегрет и поднял свои темные и безумно красивые глаза на Яну.
— Сейчас еще вспомни, что имя у меня татарское, а сам я на татарина не похож и что многие мне ставят в вину, что у меня до неприличия правильные черты лица и красивое лицо.
— И это тоже! — кивнула Яна.
— И кто я, по-твоему?
— Я не знаю, может, кто-то из тех, кто был твоим другом, однополчанином?
— Хорошо, допустим, я был Ваней Ивановым и был мой однополчанин Рустем Шаломенцев. Его убивают, а меня ранили, и зачем-то, воспользовавшись потерей памяти, делают из меня, из Вани Иванова, Рустема Шаломенцева… Зачем?
— А вот этого я и не знаю. — К Яне вернулся аппетит. Ее поразила его реакция. Он не обвинял ее, не учинил истерики, ни от чего не отнекивался. А ведь произошла трагедия. Легко ли узнать, что живешь не своей жизнью? Что ты вообще неизвестно кто? Да, Рустем, или кто он там, держался молодцом.
— Я так понимаю, что это легко узнать, — сказал он.
— Как? — Теперь настала очередь Яны задавать вопросы.
— Я понимаю, что показания в моей судьбе различаются у двух людей, у Нелли Молочной и Вовы Царева. Значит, кто-то из них лжет. Все логично. Я склонен думать, что она.
— Аргументы?
— Актриса, ей легче, она может что угодно сыграть. Да и, следуя твоей теории, если между нами была великая и большая любовь, я бы все равно это почувствовал, однако этого же не случилось! Я никогда не подумаю дурного о человеке, с которым воевал. К тому же Вова — милиционер, и он не станет нарушать закон.
— Я не верю… Милиционеры тоже могут говорить неправду, к тому же вдруг он тоже контуженный?! А Нелли выглядела очень правдивой и влюбленной…
— Теперь я забью последний гвоздь…
— Давай! Шампанское уже подействовало и смягчит удар, — подбодрила его Яна.
— Дело в том, что, когда я очнулся в госпитале, первым лицом, которое я увидел, было лицо… Нелли Молочной, — сказал Рустем.
— Вот с этого и надо было начинать! — воскликнула Яна. — Заметь, не Вовы Царева! Так что я беру свои слова обратно! Видимо, рыльце в пушку все-таки у Нелли… Но зачем? Для чего?!
— Ты меня спрашиваешь?! — усмехнулся Рустем, что придало его лицу дополнительное очарование. — Я даже не знаю, кто я?!
— Действительно, с тебя толку мало… — согласилась Яна, принимаясь за шашлык, так как она уже высказала все, что хотела, и ей понравилась его реакция, отчасти с юмором, отчасти со смирением.
— Меня радует только одно, — задумался Рустем.
— Что?
Поезд резко вильнул влево так, что Яна с Рустемом одновременно решили попридержать бутылку шампанского и встретились руками, что было сродни разряду электрического тока.
— Что ты не думаешь о том, что я могу быть замешан в чем-то криминальном. Мне ты отвела роль безропотной жертвы.
— А это не так?
— Только так! — улыбнулся Рустем, беря ее руку в свою и целуя.
Яна отдернула руку.
— Когда мы приедем в Москву, я подключу к нашему весьма непростому делу Лебедева Василия Николаевича.
— Я думаю, что он будет рад, — засмеялся в голос Рустем.
— И нечего смеяться! Ты лучше задумайся о своей жизни и вообще о том, кто ты?
Эпилог
Яна торжествующе смотрела на Рустема.
— Что я говорила? Что Лебедев поможет и все будет хорошо!
— Я беру все свои слова обратно. Если ты чего-то хочешь, то ты этого добиваешься, — согласился Рустем, внимательно следя за происходящим.
Они сидели в специальной комнате перед специальным зеркалом — окном, за которым человек по ту сторону не мог их видеть, а они по эту — пожалуйста. За окном находилась комната с голыми серыми стенами, столом и двумя стульями. Все сверхлаконично и скучно, и давит на психику, собственно говоря, что и требовалось. Друг против друга сидели следователь Лебедев Василий Николаевич в сером, не совсем новом костюме и с хронически уставшим лицом, и актриса Нелли Молочная, пытавшаяся держать марку даже в изоляторе. На ней были надеты сетчатые колготки, лакированные туфли и красивое зеленое платье с нижней шифоновой юбкой. Макияж и прическа были, как всегда, безупречны. Некоторое нервное расстройство выдавали только бледность, легкое дрожание пальцев рук и постоянное курение.