Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса»
Шрифт:
– Если это нужно для дела, я с удовольствием познакомлюсь с ним поближе. Что мне почитать? – сказала София.
– На самом деле, почитать можно довольно много всего, есть и его собственные тексты, есть обширные исследования. Я, кстати, полагаю, что биография Фламеля, которую он потрудился оставить нам, вполне может быть не жизнеописанием, а иносказательным путеводителем по процессу создания философского камня.
– Я вполне готова в это поверить, всё же, известные нам личности из глубин веков и сами вполне могут быть лишь чьим-то иносказанием, равно как и их биографии.
– Тут вы правы.
– Василий, в таких вопросах, воспринимаемым конкретным исследователем, вами например, точку может поставить только мнение исследователя. Доказать можно всё что угодно, и, хотя мы говорим о науке, обычно вопрос личных пристрастий играет тут ведущую роль.
– Да, поэтому говорить о какой-то истине в последней инстанции не приходится, несмотря ни на какие доказательства. Вы спрашивали о том, что почитать? Думаю, я избавлю вас от лишних трудов, если кратко расскажу собственную версию биографии Фламеля. Сегодня у нас еще есть время. Давайте перейдём в более удобное место и я начну.
Василий и София перешли в большую комнату на втором этаже, где без труда могли уместиться человек десять. В комнате стоял необъятный жёлтый кожаный диван с парой таких же кресел, в каждом из которых вполне могли расположиться два человека, и стеклянный журнальный столик. На одной из стен, напротив дивана, висел большой плоский телевизор, по углам стояли звуковые колонки, которые вместе с телевизором создавали то, что называют домашним кинотеатром. Одну из стен занимали окна, сейчас они были завешены плотными зелеными шторами. Комнату наполнял мягкий свет. У одной из стен был устроен мини-бар. Василий подошёл к нему.
– София, что выпьете?
– Я бы не отказалась от простой минеральной воды, если есть.
– Да, конечно есть. А я выпью «Кока-Колы», люблю это изобретение аптекаря конца девятнадцатого века. Хотя теперь, конечно, в нём нет кокаина, чему я, в общем-то, рад.
София устроилась в кресле, Василий занял ту часть дивана, которая была ближе к этому креслу и начал рассказывать.
– Николя Фламель жил во Франции, в Париже. А его дом на улице Монморанси сохранился до сих пор. Он считается самым старым из полностью сохранившихся жилых домов в этом городе.
– Знаете, а ведь я там была однажды. Сейчас в этом доме работает ресторан. – перебила рассказчика София.
– Говорите, что почти ничего о нём не знаете, а сами даже в его доме бывали, – улыбнулся Василий.
– Ну, бывать можно во многих местах, а вот знать – это уже другое дело.
– Так вот, родился Фламель в 1330-м году в Понтуазе. Это город севернее Парижа, теперь один из его пригородов. Наверняка, вам география Парижа, раз вы оттуда родом, знакома лучше, чем мне?
– Да, и это я тоже знаю, но давайте не будем отвлекаться. Представьте, что я не знаю вообще ничего ни о Франции, ни о Фламеле и рассказывайте. Иначе рискуете пропустить что-нибудь важное, считая, что мне это и так известно.
– Хорошо, рассказываю дальше. Его родители были небогатыми горожанами, но смогли дать ему неплохое по тем временам образование. Не забывайте, на дворе был 14-й век, а например, печатные книги стали распространяться только в 15-м. Человек, который умел хотя бы читать и писать, был уже грамотеем. Это, кстати, важный момент в биографии Фламеля, ведь один из способов, которым он зарабатывал себе на жизнь, было создание рукописных копий книг, и с книгами же связан самый интересный этап его биографии.
Василий сделал пару глотков «Кока-Колы» и продолжил.
– Фламель еще молодым человеком перебрался в Париж, там он планировал зарабатывать себе на жизнь профессией общественного писаря. Он арендовал небольшую каморку, в которую едва влезали стол и стул, и приступил к работе. На самом деле, у писарей в те времена было множество занятий. Как я уже говорил, он переписывал книги, да так искусно, что о нём пошла слава по всему Парижу. Кроме того, он давал уроки письма горожанам, которые часто не шли дальше того, чтобы научиться выводить на бумаге своё имя.
– Знаете, Василий, вот мы говорим об образовании, а ведь и в наше время немного найдётся по-настоящему хорошо образованных людей. Читать и писать могут практически все, дипломом о высшем образовании уже никого не удивишь, да только большинство таких вот «образованных» обычно лишь потребляют знания, причём – исключительно в объеме, который требуется от них внешними по отношению к ним причинами. В былые времена каждая книга была ценностью…
– Да, но вот что надо помнить в таких рассуждениях: природа не терпит регресса, а это значит, что человечество развивается. Возможно, именно сейчас, когда кажется, что знания обесцениваются, формируется нечто совершенно новое. Некий коллективный гений, способный с помощью миллионов поверхностных умов сделать неизмеримо больше, нежели прекрасно образованные одиночки прошлого.
– Не мне спорить с природой, Василий. – сказала София.
– Да и не мне спорить с историей. Значит так, Фламель много чем занимался, был писцом, нотариусом, даже своего рода «книгоиздателем», покупал и продавал книги. Дело шло хорошо, у него были подмастерья. Тут надо понимать, что писарь, что в те времена, что сейчас, много не заработает. Хватит на кров и пищу, может, удастся что-то скопить на старость, но не больше. И вот однажды в конторе Фламеля появляется некая женщина, её звали Пернелль Лета. Я, кстати, полагаю, что госпожа Пернелль играет весьма значительную роль во всём, что происходило с Фламелем, причём, прямых доказательств у меня нет, но не думаю, что он стал бы тем, кто он есть, не будь её рядом.
– И что же такого она сделала?
– Она, как минимум, вдохновляла его на то, чем он занимался и всячески его поддерживала. Это уже многое. На самом деле, я не могу это толком объяснить. Вот знаете, когда человек чем-то достаточно долго и увлеченно занимается, у него бывают озарения, когда он чувствует что-то, а объяснить не может.
– Да, так бывает. Если за такими озарениями следовать, можно найти что-нибудь по-настоящему новое, сделать открытие, а можно и впустую потратить время. – сказала София.