Жена авиатора
Шрифт:
– Все будет в порядке, Энн. Не огорчайся. Ты ведь знаешь, я всегда смогу защитить вас. Пойду и разберусь со всеми, поговорю, и в конце концов они оставят нас в покое. Теперь ты видишь, что этот полет больше нельзя откладывать? Понимаешь, как он важен? Он отвлечет внимание от ребенка и снова сфокусирует его на нас. Мы сможем все выдержать. Маленький Чарли – нет.
– Да, но… Чарльз! Именно поэтому я и боюсь оставлять его! Вдруг что-нибудь случится, когда нас не будет рядом? Когда ни я, ни ты не сможем защитить его?
Я кивком указала на револьвер в его нагрудном кармане.
– Мы наймем еще детективов,
Он тревожно вглядывался в мое лицо, проверяя меня, как всегда. И я дрогнула.
Я кивнула, не в силах подавить вздох, и чтобы заглушить его, пришлось прижаться к груди Чарльза. Когда я почувствовала, как его сильные руки неловко обвились вокруг меня, улыбнулась ему ясной понимающей улыбкой – той самой беззаботной улыбкой, которой я всегда улыбалась фотографам.
Малыш помахал Чарльзу и сказал «пока!» так счастливо, что мое сердце чуть не раскололось на части. Вслед за мамой, отцом и Кон через застекленные створчатые двери я направилась в отцовский кабинет. Чарльз вышел, чтобы совершить обход дома и окрестностей. Джонсон последовал за ним на расстоянии нескольких шагов. Я не могла не улыбнуться при виде садовника с лопатой в руках в качестве средства защиты от злоумышленников.
Несколько слуг оказались вместе с нами в кабинете; Вайолет Шарп, одна из горничных, вдруг запричитала: «О, бедный малыш!» – и заплакала.
Кон, округлив глаза, отправилась ее успокаивать. Вайолет всегда была весьма экспансивна.
– Шшшш, – прошептала я Чарли, лепетавшему счастливую младенческую чепуху, сидя у меня на руках, – все в порядке. Папочка позаботится о тебе. – Но я не могла заставить себя не думать о том, что может случиться, когда Чарльза не будет здесь, даже при наличии полицейских, дежуривших около дома.
– Энн, дорогая.
Я обернулась. Мама смотрела на меня, и в ее глазах отражалось волнение.
– Я останусь дома с малышом и Бетти, – сказала она твердо, – я изменю свои планы. Это тебе поможет?
Я кивнула. Я была так ей благодарна, что мне захотелось сделать для нее что-то необыкновенное и замечательное. Но я могла только улыбнуться ей сквозь слезы поверх головки моего сынишки.
Я вспомнила о своем детстве, обо всех моментах, когда скучала по ней, обо всех случаях, когда недоумевала, почему ей надо исчезать из дома так поздно на какие-то встречи. Это нельзя было сравнить с моим теперешним состоянием. Но я скучала по своей маме, как скучают все дети.
Теперь я спрашивала себя: а скучала ли она по мне? Все эти годы скучала ли она по своим детям, вынужденно ли она занималась всей это деятельностью рядом со своим мужем? И не пыталась ли она теперь наверстать потерянное?
Я улыбнулась ей понимающе, благодарная за то, что уже достаточно взрослая, чтобы получить второй шанс простить и понять ее как женщина и мать. Я поцеловала малыша в макушку его нежной пахнущей молоком головки; от него пахло мылом «Айвори» и теплой фланелью. И прошептала молитву за его всепрощение.
Потому что теперь могла лишь смотреть вперед и ждать дня, когда он станет достаточно взрослым, чтобы подарить мне его.
Глава восьмая
– Энн, Энн, прыгай!
Вода, грязная, пенящаяся, отвратительная, хлынула на меня. Мы находились в нашем самолете; на одно мгновение он завис над рекой Янцзы, готовый коснуться воды. В следующую минуту самолет сделал крен в одну сторону, и вода хлынула, замуровывая нас внутри, как в гробнице. Скорее с любопытством, чем со страхом, я подумала: «Сейчас мы утонем». Никогда не предполагала, что придется умереть именно так.
Потом спокойный, но властный голос моего мужа, приказывающего мне прыгать, проник в мое оцепеневшее сознание, и я прыгнула, как он велел. Как во время нашего первого полета. Инстинкт выживания, моя уступчивая природа; возможно, сочетание того и другого. Выпрыгнув из самолета, я очутилась во вспенившемся потоке Янцзы, боясь, что меня потянет на дно тяжелый парашют, пристегнутый на спине, и громоздкий летный костюм. Мысленно я молилась, понимая, что на это раз мне не выбраться. И никогда больше не увидеть своего малыша.
Я нахлебалась грязной воды, прежде чем каким-то невероятным образом мне удалось вынырнуть на поверхность только для того, чтобы осознать, что парашют сейчас утянет меня вниз. Вода снова сомкнулась над головой, я не могла дышать. Извиваясь в панике, как угорь, я ухитрилась сбросить парашют и всплыть наверх, хватая воздух. Потом меня вырвало, и я вспомнила обо всех тех моментах, когда так тщательно кипятила воду перед тем, как почистить зубы или умыться.
Среди мужских голосов, раздававшихся с приближающейся лодки, я распознала голос Чарльза, звавшего меня по имени.
– Я здесь! – Я помахала рукой и поплыла к нему.
Чарльз пристально смотрел на поверхность воды, его волосы слиплись, лицо было покрыто грязью. Когда он увидел меня, его глаза расширились от облегчения, и он помахал мне в ответ.
– Плыви прочь от самолета, – крикнул он, перекрывая ветер, крики и тарахтенье лодки. Я кивнула и поплыла в сторону от самолета, прокладывая путь сквозь нагромождение кружащихся палок, бревен и других обломков, уносящихся с бурлящим потоком.
Наш самолет, наш прекрасный «Локхид Сириус» лежал на боку: один огромный поплавок торчал из воды, второй выглядывал снизу. Вода заливалась в открытую кабину, и я вздрогнула от мысли о своем погубленном радиопередатчике. Этот самолет был нашим домом последние два месяца с 27 июля 1931 года.
Именно в этот день самолет под названием «Летающие Линдберги» был привезен на летное поле на Ист Ривер, находившееся около Квинса в Нью-Йорке. Наш огромный черно-оранжевый «Сириус» располагался на платформе, спускавшейся к реке, на двух огромных понтонах, ожидая, когда мы поднимемся на борт. В эти понтоны, тщательно взвешенное, было загружено все, что могло нам понадобиться в многомесячном путешествии сначала в Арктику, потом на Восток и еще дальше. Там находилась одежда – запасные штаны, рубашки и летные костюмы для каждого, а также теплые парки. Там же лежали консервные банки с едой, посуда для кипячения воды, комплект для первой помощи, упакованный для нас начальником колумбийского пресвитерианского медицинского центра; рекомендательные письма, подписанные лично президентом Гувером; якорь, весла, надувная лодка, запасные парашюты, огнестрельное оружие, боеприпасы, снасти для рыбной ловли, запасной радиопередатчик и одеяла.