Жена-беглянка
Шрифт:
Дверь закрылась, а я посмотрела на купюры в руках. Ничего себе! За роль Моны мне отсыпали пятьсот гольденов. Почти половину месячного оклада. А сейчас — шестьсот. Как с куста. Моральная компенсация за то, что меня обхихикали продажные девицы?
Но я и сама немногим лучше…
Глава 9. Ох, нелёгкая это работа
К Вечи Талхару меня вызвали на следующий день перед самым обедом.
Но что у "старшего персонала" обед, то у барина завтрак.
Когда я вошла, господин Талхар как раз кушал ложечкой яйцо с серебряной подставки. Другой еды на столе не было, только букетик
Столовая занимала угловое помещение с большими квадратными окнами. Несмотря на тёмный интерьер, света внутри было много, и крахмальная скатерть на столе в центре комнаты сияла подобно свежему снегу.
Господин Талхар, в душе цверг, как и сын, решительно не походил на участника ночной оргии. Даже подумалось: меня, часом, не разыграли? Широкий, плотный, но не толстяк, одет в шёлковую рубашку и бархатный шлафрок с золотой тесьмой. Смоляные кудри с проблесками седины, бородка клинышком, крупное лицо с хищным носом — так и просится слово "породистое". Вылитый татурский помещик со старинного портрета, надменность в каждой чёрточке. Взглянул на меня пронзительными тёмными глазами и…
— Сима, дочка!
Дребезжащий голосок доброго старенького дедушки. Хотя выглядел Талхар самое большее на шестьдесят.
— Проходи, садись, — ложечка в неожиданно изящной руке качнулась, указывая место напротив. — Ты позавтракала?
— Да, господин Талхар.
Но обед явно пропущу.
— Вот и славно, вот и чудно. А я как раз приступаю. Почитаешь мне?
Слуга, и не подумавший помочь мне с тяжёлым стулом, пришёл в движение и шлёпнул на стол пачку джеландских газет.
Читать следовало сразу в переводе на татурский. Так что добрый час, пока господин Талхар параллельно и последовательно уплетал фасоль с беконом, припущенные помидоры, жареные грибы, тосты с маслом и джемом, клубнику со сливками и наконец кофе с рогаликами, я глотала слюнки и знакомила его с новостями политики и экономики.
Дебаты в конгрессе по отчёту правительства, заседание Совета Тринадцати, рост акций добродобывающих предприятий концерна "Форринти", модернизация главного суб-реактора концерна "Сантимель" — этот реактор снабжал энергией большую часть кантона Лесная Глушь. Визит министра иностранных дел Хании, очередной срыв переговоров между концерном "Геллерт" и властями Татура по поводу инвестиций в строительство злоперерабатывающего комплекса, который мог бы стать крупнейшим в Драгоценных землях. Пара странных несчастных случаев, громко названных "эпидемией старения", открытие фестиваля мыльных пузырей, чемпионат мира по мордобою…
К концу завтрака в горле пересохло, Талхар заметил и велел дать мне воды.
Наслаждаясь передышкой, я бездумно скользила взглядом по последней странице "Чудес Чуддвиля".
— Хорошее место, дочка, приличное, — кивнул Талхар с улыбкой, и я осознала, что смотрю на рекламу ночного клуба "Кроличья нора". — Сходи как-нибудь, развейся. Не всё тебе со стариком нянчиться.
Но всю следующую неделю мне было не до клубов.
Старик оказался живчиком. С ура до ночи объезжал семейные предприятия, общался с руководством и простыми работниками, вёл переговоры по суб-коммуникатору, изучал документы, участвовал в деловых встречах. Я узнала массу подробностей о конструкциях сливных бачков, о том, какой сыр лучше подходит для запеканки из кабачков с курицей, а какой для салата с белыми грибами и спаржей, кто придумывает задания для игры в "Горячие фанты", как соблазнять клиентов автосервиса дополнительными услугами — и ещё миллион разных вещей. Такое ощущение, что Талхар вернулся из отпуска или встал на ноги после долгой болезни и теперь навёрстывал упущенное.
На "Оси и шестерни" мой шеф заглянул всего раз и совсем коротко: колясочным делом управлял Эл. "Не будем мешать мальчику", — заключил Талхар-старший.
А в один из дней мы выбрались на ферму фурснаков.
Забавные зверьки, похожие на больших меховых гусениц, обитали в лиственных лесах по ту сторону Стены. Летом они, будто змеи, выползали из своих роскошных серебристых шубок и зарывались под землю, чтобы произвести потомство, а к осени обрастали снова. Мех диких фурснаков был лёгким, тёплым и, благодаря повышенному содержанию добра в ворсе, вызывал ни с чём не сравнимое чувство уюта. Помню, как в детстве примеряла муфточку, доставшуюся маме от бабушки — вытертую, изъеденную молью, рассыпающуюся от ветхости, но такую милую. И как плакала, когда муфточка потерялась при переезде на новую квартиру.
В дикой природе фурснаков почти не осталось. На фермах научились создавать условия, при которых зверьки сбрасывали шкурки четыре раза в год. Качество меха при этом заметно ухудшилось, но шубы из фурснаков всё равно продавались на ура, и даже защитники природы не слишком возражали — ведь ради этих шуб не надо убивать зверей.
На краю фермы, у забора, притулилась небольшая избушка-лаборатория, в которой создавались эксклюзивные духи.
— Не на продажу, для души, — пояснил Талхар. — Ты погуляй, дочка, отдохни, на зверушек погляди. Там наши, татурские, работают, я с ними сам побалакаю…
И бодро засеменил к дверям бревенчатого домика. Сидя господин Талхар выглядел очень представительно, но ростом оказался мал, коротковатые ноги не без труда несли его внушительное тело.
Я пожала плечами и отвернулась. Духи! Необычное хобби для человека, которого Ругги Тачка записал в главари татурской преступности. Но кажется, конкретных доказательств у него не было. Может, это ошибка и мой шеф безобиден?
Под выходные господин Талхар ужинал в одном из своих ресторанов. В соседнем зале праздновала пятидесятилетие чиновница столичной мэрии. Чурильский хор исполнил для неё "величальную" песню, сам хозяин заведения, не стесняясь чужих глаз, набросил на плечи имениннице роскошную шубу из фурснаков. А когда начались танцы, отвёл её за наш столик и преподнёс конфиденциальный презент — бутылочку духов из красного стекла с пробкой в виде розы.
— Чтобы ваша красота не увядала до ста лет, дорогая Алисия!
У Алисии были жидкие рыжеватые волосы, маленькие глаза и тяжёлая челюсть.
Они с Талхаром выпили коньяка, и мой шеф поинтересовался:
— Как там наше дело, дорогая Алисия?
— Движется, движется, — чиновница скосила на меня настороженный взгляд.
— Не тревожьтесь, дорогая Алисия, — Талхар лучезарно улыбнулся и припал губами к конопатой руке своей гостьи. — Сима подписала обещание о неразглашении. Если проболтается, я её на корм фурснакам пущу. Они ведь плотоядные, вы знаете… Что замолчала, дочка? Переводи, не бойся. Это я так, шутя…