Жена без срока годности
Шрифт:
— Сомневаюсь, что Алекс когда-нибудь будет называть твоего Андрея папой. Так что, сказала же, это у тебя в голове. Лечи голову.
Я сделала еще глоток: кофе успел остаться, а руки — согреться. Коляска катилась уже сама собой: Маша уснула, собаки не думали лаять на гусей. Давно к ним привыкли. И я привыкну — к присутствию в моей жизни Андрея и новых детей, к тому, что снова надо спешить в школу забирать детей, не пропускать выступления школьного оркестра и соревнований по плаванью, ну а будет ли по выходным еще и футбол, зависит уже не от меня.
— Дойти со мной до машины,
Я сразу заподозрила неладное. Она вытащила из бардачка красивый конвертик и протянула мне:
— Там сертификат на тайский массаж. Тебя ломают, ты кричишь, а потом как новенькая. В жизни так же — если больно, очень сильно больно, то скоро родится новая Марина, лучше прежней.
Я опустила голову Романне на плечо, она похлопала меня по спине. Ну, это максимум телячьих нежностей, которые я могла получить от давнишней подруги.
— Во сколько завтра врач?
— Я приеду за Машей к одиннадцати. Успеешь из школы вернуться?
— Поеду после. Хочу, чтобы с понедельника Дима пошел в школу.
— Я скину тебе координаты этой девочки, попросишь определить Диму в тот же класс, объяснишь ситуацию. В школе пойдут навстречу, им же будет легче.
Я кивнула — и мне будет легче. Знать, что до трех ребенок занят, а там и спорт подтянется. Диану нужно отдать в русскоязычный садик пока только на пару дней в неделю посоциализироваться с детьми. У них там между делом обязательно будут проскальзывать английские словечки, так и наберется, а то со следующего года ей уже в подготовишку идти.
Андрею я вчера сказала почти что прямым текстом, что пока не получу на детей американских документов, не отпущу их в Россию, а это минимум будет года три. Сам Лебедев собственно тоже должен тут жить, а то второй раз ему никто не будет восстанавливать грин-карту, а после пятидесяти уже и желания другие…
Андрей подключился вчера к местному оператору, так что я позвонила уже на американский номер. Попросила угомонить детей, потому что я оставлю коляску со спящим ребенком в прачечной. Вчера мы установили внизу камеру, чтобы следить за спящей Машей.
— Никто не встал, кроме меня.
По голосу я поняла, что не встал даже он. Хорошо иметь кухню на отдельном этаже. Я всыпала зерна в кофемашину и сварила одну чашечку кофе для Андрея. Он спустился в джинсах и мятой футболке — в душе еще не был, но был или снова стал прежним, американским, которого я помнила на подсознании. Ну да, за двадцать лет совсем не изменился, если не замечать седину.
— Почему только мне? — кивнул он на чашку на краю столешницы.
— А почему решил, что это для тебя?
— Догадался по твоему взгляду. Хорошо погуляла?
— Я за кофейными зернами для тебя ходила. Хорошо поспал?
— Без тебя не спится. Валялся… Никому не нужный… Обнимал подушку, она пахла тобой, а ты теперь пахнешь кофе… Это самый домашний запах.
Дети спят, родители обнимаются. Это так по-семейному.
Эпилог
В День Благодарения мы вошли с огромной индюшкой и огромной компанией. Пришлось сдвигать два стола вместе и просить гостей приходить со своими стульями. Стол мы тоже накрывали вскладчину, как и принято делать в этот день. Дима бегал по дому с пылесосом, собирая по углам собачью шерсть — собака, помесь колли с корги, радостно сигала через диван. Хорошо, не через стол. Диана раскладывала под тарелки салфетки с тыквами, а я отодвигала тыквенные свечи, чтобы приготовить в центре место для блюда с птицей.
— Что ты с ней носишься? Дичь жареная, не улетит, — пытался шутить Андрей.
Это ты — индюк жареный, никуда из моего супа не деваешься… Не улетаешь!
Андрей мыл руки после вычесывания собаки, хотя, я подозревала, просто тщательно готовился к рукопожатию с сыном. Я ни разу еще не увидела, чтобы они обнялись — вели себя, как просто два знакомых мужика. Собственно такими они и были по сути. Правда, пока еще не очень-то и знакомые.
Сунил будет присутствовать за столом в виде шарфика, обмотанного вокруг шеи его бывшей жены. Дочь не разрешила ему приехать. Вчера Элис с Миррой пекли у меня на кухне тыквенный пирог, а Романна умудрилась за это время аж целых три раза позвонить, чтобы уточнить, кто из нас двоих сделает клюквенный соус. Ее муж притащил к нам ящик вина, потому что решил, что бутылки в собачьей шерсти на стол не ставят.
— У вас собак меньше! — улыбнулся он Андрею, уходя.
Родители Мирры пекли кукурузный хлеб и запекали сладкий картофель. Кто все это должен был съесть, я не знала, поэтому, когда позвонила дочь Романны с вопросом:
— Тетя Марина, что принести?
Я могла ответить:
— Только себя, Илоночка, и, пожалуйста, голодную.
— Это всегда можно…
Нельзя только присесть, потому что никто из приглашенных не может просто открыть дверь — все ждут, когда им откроют. Я оставила швейцаром Диму, и он, повесив пылесос заряжаться, уселся перед дверью на нижнюю ступеньку лестницы.
— Марина, мы должны переехать в нормальный дом, — доставал меня Андрей. — Жить с тремя лестницами маленькие дети не могут.
Первыми пришли мои старшие дети. Элис не обращала никакого внимания на Андрея, кроме «привет» и «пока» он от моей индийской красавицы ничего пока не услышал. С ним больше говорила Мирра, устроила ему отличную практику английского языка, как и Диме, который за двадцать дней уже что-то начал понимать в школе и даже расстроился, что у них целая неделя каникул. Впрочем, все каникулы они с одноклассницей Оксаной проиграли в баскетбол в нашем парке — говорили они при этом на смеси русского с английским и какими-то кавказскими междометиями. Сегодня Дима, конечно, будет страдать, что среди присутствующих нет детей.
С приходом семьи Романны добавилось разговоров про машины, обсудили покупку Андреем «Мерса» из салона, где работала Илона. Наконец заявились последние гости, которым ехать было дольше всех — родители Мирры. Впрочем, последними за стол сели все же Маша с Элис. Моя дочь умудрилась заполнить на бедного ребенка листов десять поведенческого теста.
— Ну что, мать, довольна? — хмыкнула у меня над ухом Романна, когда я читала про себя замечания будущего специалиста. — Не зря деньги за учебу платишь?