Жена без срока годности
Шрифт:
Может, Романна права? Она ведь еще ни разу за наше с ней общение не ошиблась ни в чем.
Возможно, конечно, что ошиблась я, неверно воплощая в жизнь посылы новой подруги. Нет, я ни о чем не жалею. Конечно же, с Андреем я могла бы прожить до старости, даже изредка не задумываясь, что моя жизнь могла бы сложиться иначе. А вот, соглашаясь выйти замуж за Сунила, сразу не была уверена, что делаю все правильно. До сих пор не могу понять, в чем именно состояла моя ошибка в семейной жизни, но это ненормально, что я ни разу не всплакнула по мужчине, с которым делила постель восемнадцать лет
— Вот зачем тебе рожать? — возмущалась Романна, когда я озвучила ей желание Сунила иметь ребёнка. — Ты же его не знаешь!
— Узнаю… И вообще у индусов…
Ну да, до сих пор в ходу договорные браки, даже в европеизированных семьях, и они умеют договариваться и находить со своими партнерами компросиссы. Мы ни разу с Сунилом не поругались. Да, говорили на повышенных тонах не раз, но до ругательств в адрес друг друга не опускались. И развод обсуждали долго, разрабатывая алгоритм нашей дальнейшей жизни шаг за шагом. Если бы не реакция Элис на развод родителей, то наше расставание прошло бы без сучка и без задоринки. Бабочки в животе хороши в молодости, а во взрослой жизни они превращаются во смертоносных вредителей.
— Романна, это ты решила, что больше не рожаешь, а мы хотим совместного ребенка. Ну, у Сунила же детей нет…
Причина, по которой нужно было рожать вот прямо сейчас, была проста, как дважды два четыре. Безумно тяжело координировать развлечения разновозрастных детей: шесть лет — это действительно максимальная разница, с которой реально организовать семейный досуг, чтобы никто сильно не зевал от скуки. Поэтому Сунил сразу спросил меня о ребенке, а я тут же согласилась этого ребенка ему родить. Ну, я же знала Сунила к тому времени почти уже два года, пусть и жила с ним всего три месяца. Но нашей первой ночи было достаточно, чтобы понять, что на этого мужчину можно положиться во всем. И он за годы совместной жизни не подвел меня ни разу.
Снегопад к ночи только усилился и наблюдать за ним в окошко из теплого дома было настоящим зимним счастьем. Свет горел только над раковиной, и гостиная оставалась в полумраке. Мы пытались говорить, но сбившись на политику, замолчали. Я понимала, что это шанс заговорить о важном, но первое слово для личного разговора так легко не находилось.
— Хочешь кино посмотреть?
В те времена все фильмы еще были на дисках и в домах на сдачу хозяева собирали целые коллекция голливудской классики.
— “Один дома”? — сказала я без всякой издевки.
— Почему нет? Только смеяться не громко, обещаешь?
На его улыбку я тоже улыбнулась.
— Все равно будет громко. Алекс проснется.
— В моей спальне есть еще один телевизор.
Он сказал это так просто, что я не могла даже предположить намека на что-то большее, чем просмотр фильма. “Бедрум”, спальня в английском, для нас обоих была иностранным словом и воспринималась исключительно наименованием комнаты. Всего тут три спальни. Одна пустовала из-за ненадобности, потому что я собиралась лечь вместе с Алексом на случай, если сын проснется в незнакомом доме и испугается.
— Хорошо.
Эту спальню, как и остальной дом, хозяева оформили в едином стиле, добавив медведей чуть ли не в каждый аксессуар. Даже грубо сколоченную деревенскую кровать застилало флисовое покрывало с принтом медвежьих лапок. Только сейчас Сунил выяснил, что решетка обогревателя весь вечер оставалась полузакрытой, и воздух в комнате не успел достаточно прогреться. Я невольно поежилась, и, заметив это, временный хозяин спальни предложил мне для тепла вот это самое покрывало. Собственно, предложить стул не было возможности в силу его отсутствия: с ногами на кровати, с двумя подушками под спиной и в медвежьем пледе я была готова к киносеансу и больше ни к чему.
Звук Сунил оставил на минимуме, но полунемое кино не мешало поднятию хорошего настроения, ему мешал мой внутренний дискомфорт от нахождения в чужой постели — даже в теплых носках и со спрятанным во флис носом. Взгляд тоже то и дело прятался в коленки, чтобы унять разрывающее барабанный перепонки сердце: женское естество било в набат — сейчас или никогда. Здравый смысл отвечал — никогда, и где-то там, внутри, пониже груди, едва различимо, как первые шевеления ребенка в материнской утробе, звучало то самое роковое “сейчас”. Никогда. Сейчас. Никогда…
— Хочешь спать? — заметил наконец движения моих глаз Сунил.
Я тут же всполошилось и дернулась в попытке извиниться.
— Да ладно, — его рука поймала край покрывала, упавшего с моего плеча. — Длинный тяжелый день… Я пойму…
Чего он собирался понимать — непонятно. Из света только блики с телевизионного экрана. Похоже на ночную дорогу с вспышками чужих фар — я успела привыкнуть к тому, что белки его темных глаз в темноте становятся еще ярче, а улыбка — еще белоснежной. И сейчас не знала куда смотреть — и смотрела на кончик его носа, точно на маятник в руках гипнотизера.
— Нет, — ответила голосом бандерлогов и даже чуть качнулась.
Или слишком сильно, что Сунилу пришлось призвать на помощь свою вторую руку, чтобы обеспечить стабильность — чего? Моего тела, моей головы… Или я сама держала ее прямо, вытягивая шею с такой силой, чтобы суметь коснуться темечком низкого потолка.
— Я не устала, — говорила я едва слышно. — Давай досмотрим фильм, — сказала тихо и по слогам, точно собиралась после “давай” произнести совсем другой глагол.
Английское “летс” ненарочно прозвучало шипением, но я не превратилась из покорной обезьяны в удава — гипнотизировать мой взгляд не умел, не хотел, не знал, нужно ли это сейчас… Моей голове, не телу…
— Окей…
И все — руки исчезли, и я глубже зарылась спиной в подушки, ссутулилась, уставилась на бегающих кинематографических человечков…
— Я рад, что мы выбрались в горы, — запустил Сунил в мои уши дополнительный звуковой ряд.
Я не повернулась к нему, все так же тупо сверлила взглядом дырку в экране.
— Спасибо тебе.
— Спасибо тебе, что согласилась.
Формальный обмен любезностями. Такими же формальными, как и весь английский язык офисного общения. Может, наше общения за пределами кьюбика такое сухое, потому что нам элементарно не хватает словарного запаса? Дети добирают в дружбе эмоциями, жестами, а я тут вцепилась в одеяло и сижу истуканом, забыв, что решила быть женщиной.