Жена без срока годности
Шрифт:
Я не ждала ответа. Расчет был абсолютно прост — Андрей обидется на подобный вопрос и заткнется, а именно в тишине мне хотелось пить коньяк. Люди вокруг не в счет, я точно в вакуум провалилась, и в нем, кроме Андрея, ничего не было, как когда-то давно, когда мы только начали встречаться по-настоящему. Вернее, сразу жить вместе… К общим конспектам добавилось общее полотенце, общая зубная паста и общие планы на вечернее время… Мир сошелся на нем клином, и я подумать не могла, что смогу жить без него. И Андрей так не
С Сунилом такого не было — я сразу сказала себе, что если нет, то нет… Когда-то давно, в ту зиму, когда играла со Вселенной в детскую игру: надо-не надо. И понимала, что скорее всего мне это совершенно не надо… И через двадцать лет не могу сказать, стоило ли было мне тогда делать первый шаг?
Он сделался сам собой, и не шаг, потому что ноги в этом процессе я не задействовала — они были надежно спеленуты флисовым одеялом, придавившим меня к кровати, точно лапа бурого медведя. Это было движение языка в безвоздушном пространстве моего пересохшего рта.
— Сунил, у тебя есть кто-то? — в голосе с хрипотцой не слышалось вопросительной интонации.
Я просто не могла повысить его даже на одну октаву. Шею тоже не повернула, она окаменела.
— Нет, — ответил он быстро и односложно.
Повисла тишина — звуки фильма в расчет не брались. Пауза или разговор окончен?
— Просто чувствую себя неловко оттого, что навязалась тебе с ребенком, — ответила быстро, испугавшись, что он верно истолкует мой вопрос. — Рада, что не создала тебе проблемы личного плана.
И снова тишина — хотел бы поддержать разговор, сейчас самое время говорить. А он молчит — вот и ответ, красноречивее молчания может быть только гробовая тишина.
Минута прошла. Я точно замеряла себе пульс — барабанные перепонки не выдержат. Хорошо, что темно. Хорошо, что стыдливый румянец останется только моим личным достоянием, свидетельством поражения как женщины. Что ж, я ничего лишнего не сказала: можем продолжать вместе ездить на работу. Я никогда не опаздываю, выхожу ровно ко времени, когда его машина въезжает на парковку моего офиса. Я его не напрягаю, это точно.
— Надеюсь, что и я не расстроил тебе планы на праздники, — долго выбирал он нейтральную финальную реплику.
Зачем? Я же сказала ему, что планов не было. Была мечта показать ребенку снег, и он ее исполнил. Просто Сунилу сказать нечего, просто я перешагнула границу дозволенного: меня звали в горы, в душу меня не звали.
— У меня вообще нет никаких планов. Работа и ребенок, больше ничего… — зачем-то продолжила я неуместный разговор, еще и таким жалобным тоном.
Где-то там далеко, в чужом мире, отгороженным от нас заиндевелым окном, падал снег. Много снега.
— Завтра по плану откапывание машины, — даже в темноте увидел Сунил движение моих глаз в сторону окна.
— Будет сугроб? — хмыкнула в свою паузу, облизывая потрескавшиеся на морозе губы.
С непривычки. Зима была у меня слишком давно.
— Будет.
Будет финальная точка в разговоре? Будет. Не получилось спровоцировать на первый шаг? Не получилось.
— Я уже забыла, как это делается.
— Вспомнишь.
И снова тишина. В ушах опять бум-бум-бум…
— Мы, кажется, не смотрим больше фильм, — не стал Сунил дожидаться реплики от меня. — Выключить?
Он потянулся за пультом, выключил. Теперь настал момент выгнать меня из кровати. Интересно, какими словами он это сделает? И я не двинулась с места: любопытство — ужасно опасная штука. Ждет… Не дождется. Скажи что-нибудь. Ну же? Скажи…
— Я смотрел этот фильм раз пять, — надо же, нашелся, что сказать…
— Я больше… Наверное.
Наверное, нужно все-таки слезть с кровати и уползти в темноту.
— Надо было оставить свет в коридоре, — уже планировал он мой уход вслух. — Будь осторожна. Там на стене крючки для одежды.
Крючки он заметил, а женщину рядом — нет.
— Могу не уходить. Целее буду, — хихикнула я.
— Оставайся, — и в голосе ни намека на что-то большее.
— Кровать большая, мешать не буду, — продолжила молоть языком, уже даже не заигрывая.
— Оставайся, — повторил он безразличным голосом, чем вселил в меня желание немедленно уйти.
Что я и сделала: откинула одеяло и спустила ноги на ворсинки ковролина.
— Решила уйти?
Я обернулась: он смотрел на меня в упор — глаза, как две фары, точное сравнение. Какое же точное…
— Наверное… — отвечала, сидя к нему вполоборота.
— Там темно и холодно.
— Я пойду осторожно и не стану раздеваться.
— Может, утра дождешься? Я не храплю.
— Уверен? — не смогла сдержать я улыбки.
— Проверь.
— Если будешь храпеть, уйду.
— Не буду, сказал же…
Он протянул руку — я ее пожала. Это договор такой, что ли? Нет, не отпустил руки. Она у него горячая, у меня уже тоже. И слюна во рту — снова высушит сейчас всю гортань, и слова сказать не смогу без змеиного шепота.
— Марина, ты… — Сунил сильнее сжал мне руку. — Очень красивая, я говорил это?
— Нет.
— Я боялся, что ты как-то не так это воспримешь.
— Я из России, у нас принято делать женщинам комплименты.
— Это не комплимент, это факт, — сказал он на этот раз как-то даже слишком серьезно. — Я действительно удивлен, что такая женщина до сих пор одна. Ты специально игнорируешь мужчин? Из-за сына? Или из-за соседки?
— Я не игнорирую, просто… У меня сейчас на первом месте карьера. Мне нужно встать на ноги, обрести полную финансовую независимость, потом уже строить отношения…