Жена чудовища
Шрифт:
Складывать костры умели все подросшие дети Рори, причем по-разному. Костер для высокого пламени, или дли того, чтобы приготовить еду, жарить дичь или повесить котелок, или такой, чтобы долго греться около него. Дрова можно сложить «башней», «колодцем», «драконом» — получатся разные костры для разных дел…
Накануне заветного для к Тьяне пришел Ривер, слуга Валантена.
— Я хотел бы кое-что объяснить вам, миледи, — он был немного обеспокоен, — я сегодня долго учил милорда разжигать костер. Должен сказать… Сложить дрова милорд, конечно, сможет без проблем, а вот разжечь огонь ему бывает непросто. Может вы, на всякий случай, заручитесь помощью Хойра? Я понимаю, что в такой день не прибегают к колдовству. Но у милорда ведь и без того все не так, как бывает у людей.
— Ошибаетесь, Ривер, — возразила она, — у милорда почти все именно так, как бывает у людей. Я его жена и знаю точно, — она посмотрела в глаза слуге.
Он опустил взгляд.
— Конечно, миледи. Но на нем заклятье. В нем живет звериная сущность, вы ведь не можете отрицать? А звери не любят огня, они его боятся. Милорд с детства не любил огонь и не мог его зажигать. Отец пытался учить его, конечно, и бросил, отступился. Когда милорд был ребенком, это все в нем было ярче… я хочу сказать, его зверь проявлял себя сильнее, миледи.
— Но ведь он давно не ребенок? И многое умеет такого, чего не делают дети? — не сдавалась Тьяна, — вы говорите, что учили его сегодня — и что же, не получалось?
— В конце концов получилось, миледи. После некоторых усилий. Но — завтра, на глазах людей, на ваших глазах… Стоит ли оно того, миледи? Людям свойственны предрассудки. Тут, конечно, давно все свои, знают и не разбегутся, — Ривер намекал на старый обычай, когда слуги могли покинуть дом, невзирая на договоренности, если хозяин не сумел разжечь новогодний костер.
Какие непредвиденные сложности. И ведь Валантен ничего не сказал ей заранее. Да и теперь не сказал, она узнала все от слуги. А сам он рассчитывает справиться?
— Он не совсем человек, миледи, — сказал Ривер тихо и мягко, — не требуйте от него слишком многого, пожалуйста. Не сердитесь. Я с ним много лет, он мне как сын, да простится мне моя дерзость. Мы все надеялись, но…
Несложно было понять, на какие надежды он намекал.
Некоторое время Тьяна молчала, пребывая в замешательстве. Наконец, нашлась:
— А я человек, Ривер. Надеюсь на это, во всяком случае. И я венчалась у священного огня с человеком, потому что иначе ничего бы не вышло, верно? И от меня ждут ребенка, который должен быть человеком, как же он может родиться от того, кто не человек. И очень жаль, что никто не сказал этого раньше… про огонь. Но я теперь не понимаю, как этого избежать, потому что все ждут новогодний костер.
— Напишите герцогу, миледи. Отправляйтесь в Верхний и поучаствуйте в общем празднике. Пусть герцог пригласит вас. Все поймут правильно.
Герцог и герцогиня только накануне приехали из Гарратена, где провели больше месяца. Приехали специально ради Новогодья, чтобы отпраздновать, как полагается. И, наверное, в честь праздника пока еще не встал вопрос о неслучившейся беременности, зато потом, наверное, все будет — и озабоченные реплики, и осмотр колдуна-лекаря, если только целый консилиум не соберут.
— Вот именно, все поймут, — сказала Тьяна с горечью, — поймут, что Нижний не дом, в котором есть хозяин, а временное пристанище, берлога для зверя, да? Нет, это не так, и никто не должен ничего такого понимать.
Слуга поспешно отвел взгляд.
— Что вы, миледи.
Для всех до сих пор, выходит, было именно так. Не дом, а убежище. Берлога. И стало понятно, почему
Овертина так странно отреагировала на желание Валантена сделать ее здесь хозяйкой. А когда Валантен хотел поселить здесь первую жену, чего он ждал и на что рассчитывал? Кто знает. И спрашивать она, конечно, его о таком не станет. Одно ясно — их отношение к мелочам, из которых складывается жизнь, очень различно. Валантен воспитан иначе, чем любой другой молодой человек, что здесь, что в Предгорье, он всегда был отгорожен от жизни высоким забором. Он многое, очень многое понимает не так, как она!
И, тем не менее, он пошел у нее на поводу, и желает угодить ей, и для этого учится разжигать огонь, несмотря на то, что его внутренний зверь не желает иметь дела с огнем. И не он рассказал ей о своих затруднениях, это сделал Ривер.
— Благодарю, — сказала она, — я поняла. Я подумаю над вашими словами. В прошлые годы Валантен ходил на праздник в Верхний?
— На разжигание костра? Нет, миледи.
— И он не танцевал там, у костра на площади? — конечно, можно было не спрашивать, ответ и так понятен.
— Нет-нет, — опять опустил глаза Ривер, — их милости, конечно, танцуют…
Еще бы. На Новогодье у костра все танцуют, кто способен хоть как таскать ноги.
— Спасибо, Ривер, — повторила Тьяна.
Когда Ривер ушел, она набросила шубку и вышла на берег. День выдался почти безветренный, что было редкостью, море в солнечном свете казалось прозрачным, изумительного сине-зеленого цвета, не такого, как летом, а гальку под ногами покрывала густая белая изморозь. Совсем не такая зима, как дома. Перед ней, Тьяной, леди Айд, — дивной красоты бескрайняя морская гладь, пронизанная холодом и светом, позади нее — искрящиеся от инея высокие каменные стены ее дома. И будут ли эти стены под крышей — домом? Станет ли она сама теперь так считать?
Все на свете — условность. Человечность — это не только умение зажигать огонь возле дома. И даже не столько это. Но это тоже один из камешков, поверх которых сложена стена. Если один камешек выпадет, остальные удержатся. Или не удержится. Это зависит от разных обстоятельств.
Она ведь не обращала на это внимания. На то, что Валантен никогда сам не разжигал камин. Они вдвоем проводили немало времени у огня, но он не приближался слишком, и даже дрова чаще подбрасывала она сама…
И чего она так разволновалась. Им просто надо разжечь новогодний костер. Им, вместе. И они будут танцевать, а потом Валантен станет резать мясо, стоя у праздничного стола. Сверху, из замка, доносился запах жаркого — на кухне уже второй день жарилось и пеклось. Тьяна сама смешивала специи и мариновала мясо…