Жена-девочка
Шрифт:
Вторая услуга все еще не была оказана, но выполнить ее не составило труда. Оставив леди вместе с женой, Бутл перепрыгнул с баржи на тропинку и вновь пошел впереди своей старой клячи, привыкшей тянуть лямку по дороге Гров Роад.
Приблизившись к мосту, завершавшему длинный туннель к Эдвард Роад, он вновь остановил движение баржи и отправился на поиски кэба.
Вскоре он вернулся, приведя четырехколесный экипаж, посадил промокшую леди в него и, пожелав ей доброй ночи, вернулся к своей работе.
Но прежде чем он вернулся, леди, которую он спас, выспросила у него его имя, номер его лодки и прочие детали, необходимые для того, чтобы найти его в дальнейшем!
Она не сказала ему ничего о себе и о том, куда она сейчас направляется.
Она сообщила это лишь непосредственно кэбмену, которому было дано указание отвезти ее в гостиницу, недалеко от Хаймаркет.
Теперь она была достаточно трезвой для того, чтобы не только представить себе, где она была раньше, но и твердо знать, куда она идет!
ГЛАВА LXXXI. СОГЛАСИЕ НА ПОРОГЕ СМЕРТИ
С момента нашего последнего посещения Вернон Холла ситуация изменилась: вместо веселья там теперь витал дух смерти.
Это ощущалось только внутри особняка. Снаружи его прекрасный фасад по-прежнему выглядел бодрым и веселым, а колонны с корифеями на его портике выглядели открытыми и гостеприимными.
Как и раньше, изысканные экипажи въезжали и выезжали, правда, но ненадолго: гости приезжали лишь для того, чтобы оставить свою визитную карту и навести справки.
Внутри стояла тишина. Слуги передвигались неслышно, ходили на цыпочках, открывали и закрывали двери бесшумно и говорили тихо или шепотом.
Стояла тишина, торжественная и скорбная. Она говорила о том, что в доме есть больной.
Так оно и было; болезнь была весьма серьезна, поскольку эта болезнь, как известно, предшествует смерти.
Сэр Джордж Вернон был при смерти.
Это была старая болезнь — болезнь того органа, для которого климат тропических стран является фатальным — как на Востоке, так и на Западе.
И тут и там побывал баронет, поскольку часть его жизни в молодости прошла в Индии.
Болезнь протекала достаточно долго. Теперь она окончательно разрушила здоровье, и врачи объявили болезнь неизлечимой. Во время последнего экстренного посещения инвалида врачи сказали ему всю правду и предупредили, что он должен готовиться к смерти.
Его последнее путешествие на континент — куда он отправился с дочерью — окончательно подорвало его силы; и теперь, когда он вернулся домой, он был так слаб, что был не в состоянии даже совершить прогулку по мягкой и гладкой дорожке в своем собственном великолепном парке.
Большую часть дня он проводил на диване и в своей библиотеке, где он лежал, обложившись подушками.
Он выехал с Бланш за границу в надежде преодолеть ее привязанность, так сильно ей завладевшую, по собственному ее признанию, наличие которой было так неприятно его духу.
Насколько он преуспел в этом, можно было увидеть, глядя на ее грустное задумчивое лицо, бывшее когда-то безмятежным и веселым; отмечая бледность на ее щеках, бывших когда-то красными как лепестки розы; слушая подавленные вздохи, слишком болезненные для нее; и — прежде всего — прослушав беседу, которая произошла между нею и её отцом после возвращения из их последней поездки, которая, увы, должна была стать последней поездкой в его жизни.
Сэр Джордж сидел, облокотившись на подушки, в своей библиотеке, как он привык обычно проводить время. Диван был повернут в сторону окна, чтобы он мог наслаждаться очарованием великолепного заката: окно выходило на запад.
Бланш была рядом с ним, хотя ни слова не было промолвлено до сих пор между ними. Закончив поправлять его подушку, она устроилась в углу дивана; ее глаза остановили взгляд на далеком закате — она любовалась видом облаков на горизонте, окрашенных в темно-красные, фиолетовые и золотые цвета.
Была середина зимы, но среди многочисленных рощ Вернон Парка это время года почти не ощущалось. Глядя на вечнозеленый кустарник и траву, зеленую как никогда, окружавшую особняк, можно было говорить о весенних картинах.
Также были слышны песни птиц, более подходящие для весеннего времени года: зяблика, болтавшего откуда-то с высоты, черного дрозда, подобного флейте, голос которого доносился снизу, из кустов лавра и вечнозеленой калины, и малиновки, где-то недалеко от окна поющей свою сладкую простую песенку.
Тут и там можно заметить яркое оперение фазана, перелетавшего с рощи в рощу, или испуганного зайца, мчавшегося вниз, в чащу леса. Вдали на пастбищах парка можно было заметить лощеных коров, в компании с рогатым оленем, пасущихся спокойно и безмятежно. Это была прекрасная, неплохая перспектива, и особенно это должно было радовать того, кто был владельцем всего этого.
Но это было совсем не так для Джорджа Вернона, который знал, что видит это в последний раз. Он не мог уже отделаться от мрачных мыслей, он уже готовился к смерти.
Мысли его остановились на вопросе: кто должен получить в наследство все это великолепие, доставшееся от древней родословной выдающихся предков?
Его дочь Бланш должна была стать наследницей — у него не было другого наследника — ни сына, ни дочери, — и, таким образом, она получит в наследство все это состояние.
Но Бланш не будет долго носить его фамилию, и в результате какую фамилию получит его наследство? Какой геральдический знак придет на смену геральдике Вернонов?
Он думал о Скадаморе, долго думал, что это будет он, надеясь на это и желая того, но теперь, в мрачный час в преддверии смерти, он сомневался, будет ли когда-либо заключен этот геральдический союз.