Жена героя
Шрифт:
– Послушай, Гадам, милая! – рассмеялся он. – Я тебя очень люблю и ты должна полюбить меня. Любовь может быть только взаимной. Я не хочу силой заставлять тебя стать моей женой. Если я тебе не нравлюсь, скажи честно. Поверь, ничего страшного не случится. Я просто положу конец всей этой истории.
Я стояла, по-прежнему не шевелясь, и только оперлась рукой о постель. Самад смотрел мне прямо в лицо.
– Никого не люблю, – призналась я. – Только… стесняюсь тебя.
– Ты меня любишь или нет? – со вздохом спросил он.
Я ничего
– Знаю, что ты честная девушка. Мне нравится твоя честность и застенчивость. Нет ничего страшного в том, что мы разговариваем друг с другом. Если получится, мы сможем прожить вместе всю жизнь. Ты меня любишь или нет?
Я опять ничего не ответила.
– Заклинаю тебя твоим отцом. Ответь, ты любишь меня или нет? – повторил Самад свой вопрос.
– Да, – ответила я.
Казалось, он только и ждал этого ответа и сразу же начал признаваться в своих чувствах, а потом сказал:
– Скоро закончится моя срочная служба. Я хочу пойти работать. Купим землю и построим дом. Гадам, ты мне нужна! Ты должна стать мне опорой.
Затем, рассказывая о своих представлениях, он сказал, что рад жениться на такой верующей и скромной девушке, как я.
Самад всё очень красиво излагал, и я узнала от него много нового. В тот вечер мне подумалось, что другого такого мужчины, как он, в нашей деревне нет. Я не знала ни одного мужчину, который бы говорил женщине, что она должна стать его опорой.
Внимательно слушая Самада, я тоже иногда что-то говорила. Тот долго рассказывал о самом разном: о прошлом, о том, как я избегала его и как он от этого страдал, о том, что всякий раз с надеждой на взаимность приходил ко мне, а встречал только безразличие. Неожиданно, как будто вспомнив что-то, мой жених спросил у меня:
– Ты, кажется, пришла взять постельное бельё?
Он был прав. Я рассмеялась, взяла одеяло и ушла в другую комнату. Там я увидела, что, не дождавшись меня, Хадиджа заснула без одеяла и матраца. Другие невестки были во дворе. Они следили за тем, чтобы неожиданно не нагрянули братья и не застали нас врасплох.
Было уже четыре часа утра. Выйдя во двор, Самад поблагодарил невесток и сказал:
– Спасибо вам всем. Теперь я всё знаю и со спокойной душой буду готовиться к свадьбе.
Он попрощался, и я пошла провожать его до дверей. Так я проводила его в первый раз.
Глава 5
В начале осени в деревнях начинают справлять свадьбы. После сбора урожая крестьяне готовятся к тому, чтобы вершить судьбы молодых.
Было 3 декабря 1977 года [6] . С самого утра мы собрались поехать в Дамак, чтобы зарегистрировать там брак. В ту пору Дамак был районным центром.
6
По иранскому календарю первая половина декабря соответствует последнему осеннему месяцу.
Самад пришёл к нам домой вместе со своим отцом. Я надела чадру и собралась в дорогу в сопровождении своего отца. Проводив до ворот, мать поцеловала меня и прочитала мне на ухо молитву. Мы с Самадом сели сзади на мотоциклы своих отцов и так доехали до места.
В Дамаке было одно-единственное здание администрации, а главным там оказался один приветливый старичок. Он взял наши паспорта, посмотрел на Самада и сказал:
– В паспорте невесты нет фотографии, поэтому я не могу зарегистрировать ваш брак. Тебе, парень, повезло – избежал массы проблем.
Мы сначала рассмеялись на его шутку, но потом, когда стало ясно, что без фотографии в моём паспорте нас не зарегистрируют, расстроились. Не солоно хлебавши мы сели на мотоциклы и вернулись в Каеш. Дома все очень удивились нашему скорому возвращению, и тогда мы рассказали, что случилось, а затем, оставив мотоциклы дома, сели на микроавтобус и поехали в центр провинции, город Хамадан.
Мы добрались туда только к вечеру, и отец Самада сказал:
– Давайте сначала сделаем фотографию.
В Хамадане была большая красивая площадь, вся усажанная цветами и деревьями. В середине находился большой искусственный водоём, наполненный доверху водой, а в его центре на каменном пьедестале стояла скульптура шаха, сидящего на коне.
На этой площади работал фотограф, который снимал всех желающих. Отец Самада предложил сфотографироваться у него, и вскоре подозвал меня и отправился договариваться.
Фотограф предложил мне сесть на огромную канистру, стоявшую рядом с самшитами, а сам встал за фотоаппаратом на штативе, накрыл голову куском чёрной материи и поднял руку вверх, чтобы я смотрела на неё.
Я сидела ровно, не двигаясь, и во все глаза смотрела на руку этого человека, а через некоторое время он выглянул из-под чёрной накидки и сказал:
– Через полчаса будет готово.
Мы немного погуляли по площади, пока фотограф проявлял снимок, а потом отец Самада взял фотографии и отдал их мне. Помню, я очень плохо получилась и поэтому спросила отца:
– Неужели я так плохо выгляжу?
Отец разозлился и крикнул фотографу:
– Что за фотографии ты сделал?! Моя дочь здесь совсем на себя не похожа!
Ничего не ответив, тот только пересчитал деньги, но отец Самада заметил это:
– Моя сноха очень хороша и отлично получилась, – сказал он.
Я вздохнула, положила фотографии в сумочку, и мы поехали к другу моего будущего свёкра, где и заночевали, а рано утром отец пошёл и вклеил фотографию в мой паспорт.
Наконец мы поехали на регистрацию. Работник загса взял наши паспорта и спросил у моего отца о сумме махра:
– Госпожа Гадам-Хейр Мохаммади-Кенаан, клянусь священным Кораном, что в качестве махра в вашем брачном договоре указана сумма в размере десяти тысячи туманов и вы становитесь женой господина…