Жена или смерть (сборник)
Шрифт:
– Док, ваше дело плохо, но, может, ваш партнер наверстает?
Юрист рассмеялся и пробил один в середину. Я подошел к отметке номер два. Мой мяч был высоковат, но он оставался на центральной полосе, и я был удовлетворен. Бэйн зацепил свой мяч поверху, и тот, крутясь волчком, отлетел ярдов на пятьдесят, в траву. Бэйн шел рядом со мной, тихо чертыхаясь, в то время как два других игрока следовали за своими служителями. Я сказал:
– Ты чересчур стараешься, Элвин.
– Я знаю, Джим. Похоже, мне просто не до игры.
– Тебя что-то беспокоит?
Он оглянулся через плечо. Наши служители отстали, и мы были одни.
– Меня много чего беспокоит, - сказал он, понизив голос.
– Я как раз хотел бы поговорить с тобой наедине попозже.
– Хорошо, - кивнул я.
Мы подошли к мячу Бэйна. Он опять зацепил его поверху и негодующе сказал:
– Черт, я только задерживаю вас, парни. Увидимся в клубе, Джим.
Несмотря на наши протесты, Бэйн подозвал своего служителя и зашагал обратно вдоль центральной полосы.
– Что с ним такое?
– спросил врач.
– Не знаю, - ответил я.
Молодой юрист сказал:
– Ему случалось играть и хуже, чем сегодня, но я ни разу не видел, чтобы он бросал игру, не докончив. И обычно он всем доволен, как бы ни шла игра. Что-то он притих, а, ребята?
– Да, я это заметил.
– Врач вздохнул.
– Что ж, по-моему, у всех нас есть свои заботы.
– Он улыбнулся мне.
– Ты остался без партнера, Джим. Как насчет доллара за удар, отсюда и до конца?
– Принято, - сказал я.
– Ну-ка посмотрим, как ты всадишь свой мяч прямехонько в эту славную уютную ловушку?
Врач сделал пробный замах, затем четко и решительно ударил по мячу. Тот взлетел вверх, потом приземлился на ровной площадке возле лунки. Юрист застонал. Его мяч перелетел ловушку, но миновал площадку возле нее. Мой мяч был на площадке, но у дальнего конца и под горкой. Я видел, что положить его будет непросто. Так и оказалось. Я пробил с перелетом. И мне понадобилось еще два хода, чтобы загнать мяч в лунку. Юрист пробил неудачно. Врач весело положил мяч с одного заброса. Мы отправились к семнадцатой лунке, которая находилась над прудом. Мои спутники как будто забыли о внезапном уходе Элвина Бэйна, но я помнил его озабоченное выражение и просьбу поговорить с ним наедине.
После того как мы покончили с восемнадцатой, я оплатил свои ставки и, покинув врача и юриста, зашагал обратно к раздевалке и душевым, стуча шипами туфель по выщербленному дощатому полу. В раздевалке было полно мужчин, голых и полуголых. Воздух был наполнен шипением душей, шумом голосов, смехом, запахом пара. Шла игра в карты. Повсюду виднелись бутылки пива и виски. Служитель в белой куртке разносил лед и содовую. Я поздоровался с некоторыми знакомыми, отклонил предложение сесть за карты и отошел к своему шкафу. Улыбаясь мне, подошел служитель.
– Как обычно, мистер Беннет?
– Да, Гарри, и два стакана. Как семья?
– Просто отлично, мистер Беннет. Мой старший, Хорэс, сегодня начал работать на кухне. Спасибо вам за рекомендацию.
– Не за что. Хорэс - хороший парнишка.
– Гарри ушел, а я сел на скамейку и стал снимать туфли и носки. Служитель вернулся с подносом, на котором стояла мисочка со льдом, два стакана и кувшин воды.
– Спасибо, Гарри.
– Я подписал чек, дал ему его чаевые и спросил: - Ты видел мистера Бэйна?
– Да, сэр. Он на террасе с северной стороны, совсем один.
– Спасибо.
Я достал из шкафа бутылку, поставил на поднос и вынес на террасу. Там за столиком сидел в одиночестве Бэйн, угрюмо потягивая виски прямо из бутылки. Он не переоделся, и его яркая клетчатая кепка была сдвинута на затылок, открывая загорелую лысину. Я поставил поднос на столик и спросил:
– Может, добавить немного льда и воды?
Он покачал головой и подвинул бутылку ко мне:
– Угощайся.
– Я принес свою, - сказал я, садясь напротив него.
– Выпей моего.
Он бросил взгляд на мою бутылку.
– Спасибо, Джим, но я не люблю скотч.
Я налил себе немного и вытянул ноги. С озера дул свежий ветерок, и я подумал, что, пожалуй, надо было принять душ и одеться, прежде чем выходить на террасу.
– Прохладно, - сказал я.
Он кивнул.
– Осень наступает. Скоро октябрь. Я женился в октябре, два года назад.
– Вот как?
– Я отхлебнул из стакана, ожидая продолжения.
Он тяжело вздохнул, достал из кармана своей яркой гавайской рубашки сигару, содрал с нее обертку и закурил. Потом, избегая моего взгляда, сказал:
– Джим, принадлежность к этому клубу всегда была для меня радостью, и парни вроде тебя относились ко мне как к своему. Я ценю это.
Я молча кивнул, слегка смущенный.
– У меня никогда ничего не было, - продолжал Бэйн, - до тех пор, пока пару лет назад я не отхватил крупный контракт с консервной фирмой. Я так и не пошел дальше шестого класса, но работал я всю жизнь. Тяжело работал.
– Он провел рукой перед собой.
– Никогда не думал, что могу позволить себе это. Всегда считал, что гольф - игра для слюнтяев. Но это не так, Джим. Это хорошая игра.
– Он нагнулся ко мне.
– Как ты думаешь, если бы я брал уроки у настоящего профессионала, мог бы я выучиться играть Лучше?
– Польза была бы, - сказал я.
– Но ты не такой уж плохой игрок.
– Паршивый. Я это знаю, и меня зло берет, когда я не могу угнаться за тобой и другими парнями. Я хочу быть не хуже других.
– Ты и так не хуже, - сказал я улыбаясь.
– Раз ты принят и платишь эти тысячедолларовые членские взносы, ты такой же, как и все.
Он сделал нетерпеливый жест.
– Не в деньгах дело, Джим. Я не то имел в виду. У меня никогда не было времени для книг и картин, для всего такого, но я знаю, что они много значат. Это надо чувствовать.