Жена или жертва?..
Шрифт:
Я чувствовала себя насекомым, насаженным на булавку. Судорожно оглядываясь по сторонам, не столько в расчете на помощь, потому что ей неоткуда было прийти, сколько в поисках возможности для побега, я вдруг увидела Кейта. Он стоял неподалеку и наблюдал за нами. Лицо мальчика было в тени, но в ярком свете очередной вспышки пламени я заметила, что губы его скривились. Он был похож на дикого зверя, который затаился, почувствовав запах опасности.
— Я пришла сюда, чтобы увидеться с Кейтом! — выкрикнула я. — Мне нужно поговорить с ним. Я хочу…
Но, услышав мои слова, мальчик мгновенно растворился
— Как ты смеешь преследовать моего сына! Он говорил, что ты гоняешься за ним и хочешь заставить его подтвердить твою ложь. Но он не сделает этого! Никогда!
— Да и как он может это сделать? — подхватил Гленн.
Это было последней каплей. Больше не в силах терпеть их насмешки и издевательства, я стремительно повернулась к мужу.
— Сможет, если захочет, потому что прекрасно знает, что это его мать виновата в том, что случилось с алебастровой головкой. И я все равно поговорю с Кейтом, улучив момент, когда Гленды не будет рядом со своим юным…
Гленн так сильно ударил меня по щеке, что я пошатнулась и едва не упала. Сестра сразу же схватила его за руку.
— Эй, успокойся! Сейчас не время для публичных спектаклей. Почему бы тебе не уехать, Дина? Совсем, в Нью-Йорк. Почему бы тебе прямо сейчас не вернуться в «Высокие башни» и не начать паковать чемоданы? Ты не можешь праздновать Рождество с нами и…
Я отвернулась и бросилась бежать куда глаза глядят, лишь бы не слышать эти ненавистные голоса и не видеть злобных лиц близнецов. Добравшись до группы деревьев у кромки озера, я с благодарностью скрылась в их тени. Там был большой плоский камень, словно помост с ледяной коркой по краям.
Здесь, при свете звезд, не видя костра и почти не слыша смеющихся голосов, которые доносились как будто из другого мира, я спрятала лицо в ладони и заплакала. У меня больше не было сил ни бороться, ни выносить боль утраченной любви. Выплакавшись, я испытала некоторое облегчение, но слезы все еще продолжали течь по моему лицу, и я вся вздрагивала от всхлипываний.
Вдруг чьи-то руки с нежностью прикоснулись к моим плечам. Это не мог быть Гленн. Я обернулась, увидела лицо Трента, на котором ярко светились голубые глаза, и разрыдалась с новой силой. Его сочувствие могло окончательно погубить меня.
— Бернардина, — мягко сказал он. — Прекрати рыдать и послушай меня. Ты помнишь, как много лет назад, в хмурый дождливый день, я нашел тебя лежащей вниз лицом в мокрой траве, обессилевшей от слез?
Постепенно успокаиваясь, я кивнула.
— Тебе казалось, что ты умрешь от горя в тот день, — тихо продолжал он, — что не сможешь вынести жизни, из которой ушел твой отец. Ты помнишь это?
Я снова кивнула.
— И тем не менее ты живешь. Время лечит, и боль утихает, говорит мудрая пословица. Так бывает всегда. Сейчас ты можешь думать о своем отце с любовью и без того всепоглощающего горя, которое полностью охватило тебя в день похорон. И так будет всегда. Ты совершила ошибку, выйдя замуж, дорогая моя, но это не значит, что у тебя нет будущего.
Мне было трудно поверить в то, что когда-нибудь все образуется. Я сейчас воспринимала только настоящее, только то, что происходило
— Гленн ударил меня, — всхлипнула я.
— Знаю. Я видел это и с трудом сдержался, чтобы не заступиться за тебя. Теперь ты наконец поняла, что тебе нельзя оставаться в одном доме с Глендой? Ведь если у тебя и есть шанс сохранить свой брак, то только вдали от Серых камней и этой женщины.
Трент не знал всего. Он не подозревал, какую роль сыграл его собственный сын в нашем разрыве с Гленном. Но я не могла рассказать ему этого, поэтому только молча подняла заплаканное лицо. Когда-то давно этот человек утешил меня, и сейчас я страстно желала, чтобы ему удалось снова заставить утихнуть боль, которую я испытывала.
Он склонился ко мне и взял мое лицо в свои руки. Я поняла, что он собирается поцеловать меня, и ждала от этого поцелуя нежности и успокоения.
Но тут из темноты прозвучал голос Гленды:
— Видишь! — торжествующе воскликнула она. — Теперь тебе ясно, что я имела в виду, Гленн? Разве это не любовное свидание?
Трент все-таки поцеловал меня и только потом повернулся к ним. Гленда чуть ли не танцевала вокруг нас. Она была в восторге, потому что все шло по ее сценарию. Мой брак стремительно двигался к своему финалу, и она могла гордиться собой. В своей яркой оранжевой куртке она сейчас сама напоминала пламя — ликующее и победоносное.
Гленн холодным, безжизненным тоном произнес:
— Да, теперь я понимаю, что ты имела в виду. — Он посмотрел мне в глаза. — Гленда все рассказала мне о тебе, Дина, — и о том, что ты была влюблена в этого человека несколько лет назад, и о том, что ты никогда не переставала любить его. Так что же на самом деле произошло между вами в Калифорнии? Может, ты ему просто не подошла?!
Трент рванулся к нему, и Гленн полетел на землю от мощного удара в челюсть. Гленда бросилась на Трента, крича от бешенства, но он сжал ее в железных объятиях и тряс до тех пор, пока она не замолчала. Да, видимо, когда они были вместе, ему не раз приходилось утихомиривать свою женушку, промелькнуло у меня в голове. Я впервые увидела в ее глазах испуг.
— У меня к тебе особый счет, — угрожающе сказал ей Трент. — И не забывай об этом. До сих пор я не предъявлял тебе его, но если ты по-прежнему собираешься лгать своему брату, то тебе придется иметь дело со мной.
Он оттолкнул Гленду, так что она отлетела к стволу дерева, и быстро зашагал по берегу.
Гленда пришла в себя и, бросившись к брату, опустилась на колени рядом с ним. Гленн не столько пострадал, сколько был ошеломлен, и, сидя на земле, изумленно покачивал головой из стороны в сторону.
Я не хотела этого видеть и, спотыкаясь, вернулась к костру, по дороге вытирая слезы с мокрого лица. Нужно взять себя в руки, приняла решение я, ведь я так и не поговорила с Кейтом.
Вся оставшаяся часть вечера прошла для меня в какой-то странной, нереальной дымке. Мне удалось заставить себя что-то съесть, и я пыталась даже, к собственному удивлению, принимать участие в общем веселье. Но когда настала очередь рождественских гимнов, петь я не смогла. Эти мелодии не вызывали в моей душе священного трепета, как обычно, и звучали скорее как насмешка.