Жена Лесничего
Шрифт:
Да это же Дэмиен!
Чармейн бросилась вперед, прижимая к груди ежика, не заметив, что иголки укололи ладони до крови. Кувшинка подняла голову, сверкнула на Чармейн виноватым взглядом, пожала плечами и скрылась в водах озера.
Дэмиен открыл глаза и посмотрел на Чармейн. Она замерла напротив, разглядывая мужа. Вот, что изменилось — борода исчезла. Оказывается, ее муж красавец. Чармейн даже смутилась.
— Белочка! — сказал он вставая на ноги. — Что у тебя с руками?
Он забрал у нее совсем ошалевшего ежика, свернувшегося в клубок, подул на ладони.
Чармейн резко выдохнула,
— Кувшинка лечила твою ногу? Ей было совсем не обязательно сбегать…
Чармейн промолчала, что совсем недовольна близостью лесной девы к мужу. Что еще они делали в ее отсутствие?
— Лодыжка начала криво срастаться. Кувшинка ее выпрямляла как следует. — Он почесал затылок. — Она не трогала, только дула на ногу, но будто железные зубы грызли и толкали кость в правильном направлении. Ты вовремя появилась, Белочка, я бы дольше не выдержал.
— Это хорошо, что она пришла помочь тебе. Они ведь не обязаны…
— Да, хорошо, наверное… Лучше пойдем домой и расскажешь, что да как в Вирхольме.
Дэмиен уже ходил на своих двоих, стараясь не нагружать больную ногу. Чармейн прошла вперед, смущаясь под взглядом мужа. Она оглянулась через плечо и еще раз отметила красоту Дэмиена. Он разом помолодел. Как все таки красиво очерчен рот и до чего же ему идут волосы до плеч…
Хватит на губы засматриваться. Она же может поцеловать их. Дэмиен принадлежит ей!
И Чармейн обернулась к нему, несмело обняла руками за плечи, тут же ощутив его горячие ладони на талии. Вдохнула полной грудью запах хвои и мускуса, родной запах. Потерлась носом о его щеку, но тут Дэмиен прижал ее к себе и поцеловал, глубоко, страстно. Показывая поцелуем как тосковал во время разлуки. По телу разлился жар, Чармейн протяжно застонала.
Дэмиен увлек ее в хижину, уложил на лежанке и не дал торопиться. Целовал долго, обстоятельно, исследуя каждый уголок ее тела. А Чармейн дрожала, каждый раз как бросала на него взгляд. Потому что он был одновременно знакомым и незнакомцем.
Потом они долго нежились в объятиях друг друга. Чармейн рассказала мужу о том, что подружилась с его матерью и по улыбке в уголке губ, поняла, что ему это понравилось, хоть вслух он сказал, что матушка может удушить гостеприимством, перекормить угощениями и напоить до изнеможения.
О разговоре со своими родителями она так и не рассказала. Не осмелилась нарушить идиллию. Потом пожалела, но так и не призналась о письме от Юстаса. Потому что получилось бы, будто специально скрыла от Дэмиена правду о родных. А ведь они замышляют плохое, не сравнить с милым чудачеством свекрови. Проступки родителей бросят тень и на нее. Она стала соучастницей своим молчанием.
Чармейн мучилась, но исповедаться не решилась. Между ней и Дэмиеном вновь выросла прозрачная стена. Он не мог понять почему, сначала, как всегда искал причину в себе, а потом тоже закрылся.
Теперь она с радостью убегала из дома на задания Хозяина леса.
Шел четвертый месяц беременности. На Вирхольм спустилась зима, припорошила дома белым инеем, заставила камины гореть ярче. Лес же вел себя по разному. Почти везде деревья сиротливо оголились, трава пожухла, утренние лужи покрылись коркой льда. Но высокие секвойи все так же зеленели и под ними было тепло и солнечно. Саламандры управляли погодой по своему.
Хижина тоже приготовилась зимовать. Мох высох, плющ превратился в узловатую веревку. Стены будто стали более приземистыми, сплотились, дабы не пропускать промозглые ветра.
Обычно Чармейн не переносила холода и куталась в теплый плащ, одетая в три слоя. Теперь же ходила с красными щеками по лесу, дыша морозным воздухом полной грудью, наслаждаясь прохладой.
Она вышла на прогулку за целебными травами для ноги Дэмиена. Он уже снял лубок, но еще хромал. К вечеру нога опухала и хорошо помогало сделать прохладный компресс из мяты и мясистых листьев лопуха. Жаль время сбора почти прошло, но в некоторых уголках леса можно было найти любое растение круглый год.
И тут ее настиг огонек задания. Чармейн последовала за ним, ловко пробираясь между кустов. Зов вывел ее к берегу полноводного ручья шириной в десять шагов. Она оглянулась по сторонам, в поисках нуждающегося в помощи. На берегу было тихо, мерно журчала вода, не слышно ни шороха, ни попискивания раненого зверья.
Что-то было неправильным. Нужно хорошо вглядеться в окружающий лес. По поверхности воды неспешно плыл темный островок. Дохлая рыба?
Чармейн спустилась поближе, лучше разглядеть непонятный предмет. По реке плыл распухший труп животного — то ли волка, то ли собаки. Не разберешь, видно только спину с намокшей шерсть. Чармейн передернуло от отвращения, забытое ощущение тошноты первых месяцев беременности накрыло вновь.
Она спустилась по берегу к ручью, не удержалась, поскользнулась на траве и шлепнулась на мягкое место. Так, необходимо сосредоточиться.
Быть лесничей значит не только спасать милых зверушек, но еще и выполнять черную работу. Дэмиен ее предупреждал. Чармейн отцепила котомку, положила ее на берег.
Труп неспешно колыхался в воде, уплывая вперед. Чармейн подвязала юбки к поясу, подавила приступ тошноты и вступила в студеный ручей. Обманчивый ил оказался скользким как масло. Чармейн взмахнула руками и вновь упала назад. На сей раз не ударилась, а ушла под воду и измазалась в грязи по самую макушку. Вынырнула, глотая ртом воздух, стараясь не думать, что рядом качается на волнах гниющее мясо.
Не помогло, ее скрутила рвота.
Чармейн выпрямилась, оттерла рот и решительно направилась к раздутому трупу. Поскорей бы закончить и вернуться домой к горячему очагу.
Схватила руками мокрую шерсть, потащила на себя. Шаг, и еще шаг назад, берег уж совсем близко, как сзади раздался знакомый голос:
— Помочь, красавица?
Чармейн обернулась. Подле дерева сидел на корточках Тейл, протягивая вперед руку. Белокурые волосы рассыпаны по плечам, на челе венок из осенних листьев. Красный плащ скрепляет гроздь желудей на плече. На торсе блестит золотой доспех. Голубые глаза глядят насмешливо, как всегда со скрытым превосходством.