Жена Нави, или прижмемся, перезимуем!
Шрифт:
По щекам текли слезы, превращая в хрустальные льдинки. Мои озябшие руки цеплялись за густой мех чужих одежд, перебирали драгоценные камни. Я жадно ловила ледяное дыхание под завораживающую песню вьюги.
Мне было так стыдно, так страшно и так … сладко, что я никогда в жизни не забуду это упоительное мгновенье, эту вьюгу, эти яркие звезды зимней ночи и губы, убивающие меня поцелуем.
Это чувство, эти слезы, это бесконечное тепло было таким удивительным, что я перестала соображать. А потом все кончилось.
Снилось мне, как за мной по лесу гоняются три медведя, на ходу придумывая рецепты. Я петляла зайцем, как вдруг провалилась в сугроб и увязла в нем по самую шею.
– Ааааа! – закричала я, резко просыпаясь.
Когда я открыла глаза, я поняла. Это был сон. Сон, от которого до сих пор по коже бегали мурашки. Особенно, когда один медведь предложил другому заменить чеснок и укроп на лук и петрушку.
Я на мгновенье открыла глаза и увидела вокруг сплошной лед.
– Показалось, – прошептала я, снова закрывая глаза.
Полежав немного, я снова открыла глаза, замирая от неожиданности. Мой взгляд уставился в белоснежно-голубоватую изморозь, на ледяные сосульки, которые угрожаще висели надо мной, словно вот-вот упадут. Я резко села, чувствуя, как по моей щеке и шее скользнул, словно погладил, мех.
Осмотревшись по сторонам, я поняла. Я лежала завернутую в чужую шубу. При ярком свете она казалась еще роскошней и красивей, сверкая драгоценной вышивкой и белоснежной меховой оторочкой и опушкой.
Не смотря на лед и снежные узоры мне не было холодно. Скорее, мне было вовсе не холодно.
– Ох, – выдохнула я, откидываясь на подушку. Так, стоп! Погодите!
Я повернулась и стала щупать ее. На ощупь она чем-то напоминала снег. Я задумчиво щупала ее, глядя на покрывало.
– Не замерзла, уже хорошо! – выдохнула я, скидывая с себя шубу. Комната была огромной, и казалось, сделанной из хрусталя. Даже кровать была хрустальной. Пол напоминал гололед, поэтому я сразу же схватилась за кровать, чтобы не поскользнуться.
– Это просто сон, – утешала себя , пытаясь маленькими шажочками дойти до зеркала. Что-то, а зеркало здесь было целым трельяжем!
– Ой, – остановилась я, глядя на себя в зеркало. Я была бледной – бледной, прямо мраморной. Зато ни одного бугорка, прыщика или шрама! Прямо, как фарфоровая кукла, на которой кончилась краска.
Я посмотрела на свои руки. Если в прошлый раз я видела покрасневшие и обветренные сосиски, то сейчас пальцы были белыми-белыми.
– Чудеса, – насторожилась я, осторожно расстегивая промокшую куртку и скидывая ее на пол. Осмотревшись по сторонам, я приподняла сразу два теплых свитера, пытаясь оценить, все ли там в порядке.
– Эм, – задумчиво произнесла я, глядя на такое же белоснежное тело без единого изъяна. Даже шрамик от аппендицита
– Что ж ты худая-то такая? Кожа да кости! – послышался знакомый голос, а я резко дернула свитер обратно, делая вид, что всем показалось.
Из зеркала вышел медведь.
– Кто ж тебя так голодом морил? Кто ж тебе есть-то не давал! – послышался вздох. А следом за ним появилась волчица.
– Группа в соцсетях: «Как похудеть к лету!», – ответила я, натягивая свитер пониже. Я вспомнила поцелуй и слегка смутилась. Если звери настоящие, то … Я закусила губу, вспоминая красивые глаза и огромную ладонь, сжимающую мою руку.
– Ну как тебе снегуркой – то быть? Чай не человеком! – спросил Буранушка, расхаживая вокруг меня.
– Что значит, снегуркой? – спросила я, присматриваясь к своему бледному лицу.
– Сама поймешь потом. Что тут говорить! – вздохнул медведь. – А мне ме-е-еду из-за тебя не дали! Липового!
– Но и на орехи не досталось, – усмехнулась волчица. – Ну что ж, снегурка, жена ты теперь…
Что? Где? Кто? Я? Когда?
– Чья? – осторожно спросила я, вспоминая могучую фигуру и огромную ручищу.
– Зюзи, – усмехнулся волчица.
Я вспомнила фигуру, вспомнила лицо, вспомнила тяжелый и суровый взгляд. «Зюзя, очень приятно!». «Зю-ю-ю-юзя!», – умилялось что-то пытаясь сопоставить имя и личность. «Я сейчас Зюзю позову!», – можно пугать людей. Нет, ну кто его так называл? Где его родители – садисты! Нет, ну может, в детстве он был маленьким милым зюзиком, а выросла и вымахала целая Зюзябра! А по взгляду – полный Зюзец!
– Зю-ю-юзя… – со стоном выдыхала я. – За что? За что его так?
– Ты гляди, смеется, – переглянулось зверье. – А его Елиазар зовут! А Зюзя – это покороче будет…
– Елиазар… – прошептала я, вспоминая его. А имя ему подходит. Эх, прямо как богатыря! Елиазар… Мне казалось, что это имя перекатывается во рту словно снег по сугробам, а потом выдыхает морозом.
– И когда же у нас была… эм… свадьба? – спросила я, чувствуя себя подругой, которая потом меня спрашивала, что я помню из ее свадьбы и по воспоминаниям восстанавливала ход событий. При условии, что она была невестой.
– А ты что? Не помнишь, как он из тебя жизнь вынул и стужу в тебя вдохнул? – удивилась волчица. – Вот с того момента ты и стала его женой…
– Как там на свадьбе… И я там был, мед пил… По усам текло, а те, кто на мед позарились, тем попало! Эх! Медку бы! – покачал головой Буран, пока я осмысливала все.
Теперь я понимаю, почему мужик так упирался! Там, оказывается, без свадьбы, ну никак! Но все-таки согласился… И тем самым спас мне жизнь…
– Ты там сильно губу не раскатывай, – послышался голос волчицы. – Это только до весны.