Жена офицера
Шрифт:
— Говори, он жив?
Обезумевшими глазами глядя на мужа, она лишь шевелила губами.
— Что молчишь? Он жив?
— Он без ног… Ты слышишь? Он без ног!..
Тело обмякло. Отпустив жену, опираясь на костыли, сгорбившись, как старик, он пошел к себе. Женщины ушли. В комнате стояла гнетущая тишина. Немного придя в себя, Настя поехала в городской военкомат, а на следующий день полетела в Ростов-на-Дону, где в госпитале лежал сын.
Остановившись возле палаты, где лежал сын, перевела дыхание, затем медленно взялась за ручку двери, мысленно приготовившись к встрече. Такого страха
— Может, укол сделать?
Настя грустно посмотрела в ее юное лицо и отрицательно покачала головой.
— Никакими уколами, доченька, материнскую боль не снимешь.
Сделав глубокий вдох, открыла дверь. Дима увидел мать. Они молча смотрели друг на друга. Она хотела кинуться к сыну, но ноги не слушались. Мать смотрела на сына и не узнавала его. Исхудавший, изнуренный, с седой прядью, но главное — его глаза…
— Мама… — позвал он.
Опустившись перед сыном на колени, обняв его высохшее тело, глухо зарыдала. Он гладил ее волосы и не мог найти слов для утешения.
На следующий день Настя пошла к лечащему врачу и заявила, что сына забирает домой. Врач усадил ее за стол.
— Я не возражаю, в хирургическом вмешательстве он уже не нуждается. Его организм ослаблен из-за того, что он почти ничего не ест. Нянечки с трудом уговаривают, чтобы ел.
Врач замолчал, задумчиво уставился в окно. Настя посмотрела на часы, встала. Он тихо произнес:
— Садитесь, пожалуйста, я еще не все сказал.
Настя села и пристально посмотрела ему в глаза. Врач словно избегал ее взгляда, старался не смотреть на нее. Она поняла, что он хочет что-то еще сказать, но не решается. «Наверное, хочет утешить», — подумала она и хотела сказать, что это лишнее, но неожиданно врач тихо произнес:
— У вашего сына отрезаны…
В первые секунды до нее не дошли его слова, это было настолько чудовищно, что сердце оттолкнуло их. Потом она со стоном прошептала:
— Не…ет…
Врач, опустив голову, старался не смотреть на нее.
— Не…ет… — вновь прохрипела Настя и бесчувственно свалилась на пол.
Ее положили в отделение нейрохирургии. Лишь через месяц она пришла в себя. Когда мать вошла в палату, Дима первое время не узнал ее. Перед ним стояла совсем седая, незнакомая женщина.
В сопровождении медсестры и двух вылечившихся солдат их повезли в аэропорт.
После отъезда жены Алексей целыми днями не отходил от окна. Томительно проходили дни и недели, а Насти не было. «Наверное, ждет, когда заживут раны у него на ногах, — утешал он себя, но тут же задавал вопрос: — А почему не звонит?»
Прошел месяц. Алексей сидел возле окна и смотрел на улицу. Он увидел «скорую», которая повернула в сторону их дома. Машина приближалась. Без всякой мысли он наблюдал за ней. «Скорая» подъехала к подъезду, остановилась. Из машины вышла седая женщина. Повернув голову, посмотрела в его сторону. Он вздрогнул, это была Настя. Из машины в белых халатах вышли еще двое мужчин. Они вынесли носилки, и он увидел сына. Из его души вырвался глухой стон. Санитары занесли Диму домой, положили на кровать, ушли. Алексей, словно парализованный, молча смотрел на сына. Дима понимал
— Папа…
Тот подошел к сыну, опустился перед ним на колени, положил голову ему на грудь и издал стон раненого зверя. Настя, стоя позади, молча смотрела на сына и мужа. Не было в ее глазах слез. Вместо слез кровавыми слезами плакало ее материнское сердце.
Прошел месяц. Надежда матери, что дома быстро поправится здоровье сына, не оправдывалась. Дима целыми днями лежал на кровати в своей комнате и неподвижно смотрел в потолок. К еде почти не притрагивался. Она видела, как он гаснет. Все уговоры и попытки родителей заставить его есть ни к чему не приводили. Алексей попытался играть с ним в шахматы, в карты, чтобы немного вернуть к жизни, но он даже не реагировал на просьбу отца и не вступал в разговоры. До туалета и ванной он добирался на четвереньках. Однажды, когда мимо матери на четвереньках прополз сын, сердце вновь не выдержало и, теряя сознание, Настя свалилась на пол. Дима быстро подполз к матери, поднял ее голову, позвал отца.
Минут через пять приехала «скорая». Врач сделал укол и стал ждать. Когда больная пришла в себя, отсутствующим взглядом посмотрела на врача.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
Настя молчала.
— Мы вас повезем в больницу.
— Нет, — тихим голосом произнесла она и с трудом поднялась с дивана.
При мысли, что Алексей и Дима останутся одни и некому будет за ними ухаживать, она быстро пришла в себя. Когда врач ушел, Алексей пошел к сыну.
— Я хочу с тобой поговорить.
Но тот даже не посмотрел на отца и в той же неизменной позе неподвижно смотрел в потолок.
— Я понимаю, тебе трудно без ног. Но это не означает, что без них нет жизни. После выпускного вечера мать нас повезет в Германию и там нам сделают протезы. Сейчас делают такие протезы, что не уступают живым ногам. В них будешь бегать, прыгать и с девчонками танцевать. Но для этого надо победить самого себя и заставить себя есть, чтобы поправить здоровье. Посмотри, на кого ты похож? Одним словом — живой труп.
— Папа, я не хочу жить.
Алексей вздрогнул. Сын сказал это таким голосом, что ему стало не по себе. Хотел отругать за эти слова, пристыдить, но вместо этого спросил:
— А о матери ты подумал?
— Подумал. Я больше не в силах смотреть, как она мучается. Папа, я не хочу жить.
Алексей увидел, как по крупному лицу сына побежали слезы. Он попытался отругать его за такие слова, но Дима, прерывая его, жалобно произнес:
— Папа, умоляю тебя, уходи!
— Я, сынок, уйду, но ты подумай о маме, она это долго не выдержит. Пожалей ее.
Он вышел. Сидя в кресле в гостиной, думал над словами сына. Вдруг стало страшно, что сын застрелится. От этой мысли стало не по себе, и на всякий случай решил спрятать пистолет, но в шкафу его не оказалось. «Спрятала», — горько усмехаясь, подумал он. О разговоре с сыном жене не рассказал. Не хотел бередить и так открытую рану.
Однажды, когда они сидели и смотрели программу «Время», после очередного репортажа из Грозного Алексей произнес:
— Что-то про Умара не слышно. Интересно, где он сейчас?