Жена по заказу
Шрифт:
Талант, повышенное чувство собственного достоинства, гражданское самосознание, правдивость – разве с этим живут в стране, где всегда царит «чувство глубокого удовлетворения» и «единодушные овации». И этой стране наплевать, что повесился один, заперли в психушку другого, спился третий и сел в тюрьму за тунеядство четвертый. Ненавидя властвующих коммунистов и коммунистический режим, Сакен понимал, что он-то сам плоть от плоти этой системы. Коммунистам иногда удавалось воспитать героев, поверивших в их громогласные принципы. Эти герои шли с одной гранатой на колонну
Нет! В том мире, где с детства существовал Сакен, все так и было. Странно представить художника или поэта, которые назвали бы его, Сакена, «узкопленочным», а какого-нибудь, например, грузина – черножопым. Он легко мог путешествовать по всей огромной стране, а в поисках ночлега и пищи подойти к первому же человеку с мольбертом.
Провозглашая интернационализм, коммунисты его разваливали. Даже самому глупому русскому царю не приходило в голову переселять народы, рушить церкви и мечети и снимать паранджу с восточных женщин.
Лишь худшие представители каждого народа поднимали руку на святыни своего же народа, чтобы потом встать во главе этого народа. И встали.
Элита!
Простые люди, как и интеллигенция, прекрасно сосуществовали в этом большом мире, дружили, женились, торговали, ездили в гости. И вот в один прекрасный миг будто кто-то сказал: «Замри» – и каждый прирос к своему месту. И пекарь дядя Ваня в Алма-Ате превратился в «русскоязычного», а торговец киндзой на питерском базаре стал почему-то «хачиком», хоть все знали, что он Зураб.
Сакен печально перезванивался с товарищами по СХШ и академии и слышал лишь одно: плохо, пока не приезжай, они опять начали все сначала, мы не успели и опомниться, как почему-то превратились в «бывших». А «новые» – они совсем не новые. Те же секретари обкомов и особенно подлая и назойливая «комса».
Сакену было жалко потерять ту большую Россию, тем более жалко, что вычленить свою национальность он не мог. Корейцы, казахи, азербайджанцы, украинцы, русские – все это было у него в крови. И он не стал разбираться с собственной национальностью и искать свои корни. Он был художник. Может быть, не очень хороший художник.
Но он умел видеть и различать хороших и не завидовать им. И если подлая «комса» делает на чем-то свои грязные деньги, то Сакен тоже попытается, чем он хуже… Вот так он попал на прииски.
Поведение Громова под дулом пистолета Пташука очень обрадовало Сакена и не очень-то удивило.
Громов был все-таки таежный летчик. Это его возвеличило и это же, наверное, погубило. Важно, что в тот момент Громов выбрал его, Сакена. Мало того, он знал, что начальник прииска и его шестерки приговорили Сакена, подставили. Алмазы, украденные Пташуком, они поделили без проблем. Другое дело – деньги, они были им нужны для разных
Но Громов был сам с усам. Авантюрный, невежественный во всем, кроме своего ломаного-переломанного самолета. Он, конечно же, захотел шампанского и девочек. Шампанское отдавало сивухой, а девочкой оказалась Розалия. Да и та в ужасе кинулась от него к Сакену, а тот по дурости…
А вот это уже глупо – жалеть о том, что не переменится. Сакен любил слабых и неумных женщин, жалость говорила в нем сильнее секса, впрочем, может, такая у него была извращенная сексуальность: любить женщин, загнавших себя в тупик и никому, кроме него, не нужных. И не увел бы он Розалию от Громова, если бы Громов хотел ее удержать.
Сакен легко женился на Розалии (Тусеньке).
Почти так же легко с ней расстался, потому что, получив в руки живые деньги, эта маленькая мышка-норушка враз оказалась на коне. Сакен уже не был ей нужен, он, скорей, больше смущал ее. При ее смазливости, деловитости и деньгах она найдет себе что-нибудь более подходящее.
Чуть не прозевал! Розалия с сыном и Громовым вышли из парадной. Надо же! Как красиво смотрятся: папа, высокий и плечистый, хорошенькая расфуфыренная мамочка, а посередке – счастливое дитя.
Нет, Роза все-таки не дура! Ни взгляда не кинула по сторонам, будто и не знает, что за одним из окон – Сакен.
«До-ре-ми-до-ре-до!» – прозвонил дверной звонок.
Сакен неторопливо прошел в прихожую. Открыл.
– Какого черта ты не спрашиваешь, кто за дверью! – завопил я.
– Привет, старик. Громов только что вышел вместе с Розалией и Димкой. Все вдет как надо.
Он проводит Розалию до Сереги… Серега у нас нынче за младшего братишку, а потом Роза вернется сюда и все расскажет.
Я посмотрел на него, как на больного, что даже доставило Сакену удовольствие.
– Ты что…, ввел ее в курс дела?
– Да.
– И ты ни на секунду не допускаешь, что сейчас они пойдут не к Сереге, а потом кто-нибудь войдет в эту квартиру и тихо отправит тебя на тот свет?
– Ради Громова Роза на такое не способна. Это я тебе как сыщику говорю. А по-человечески... она была моей женой, и у нас есть сын.
– А то, что ты пока еще ее муж и после твоей смерти у нее будут миллионы…
– Леха, это не Дикий Запад. Это Роза с Медвежьегорска. Этаж в «хрущобе» – это то, что ей надо. Она и сейчас считает себя богаче Креза.
– Ты и про Громова говорил…
– Но мы ж еще не доказали, старик, а?
– Ладно. Рассказывай, что было в Лижме.
– Да так... стоял, смотрел в окно. Одновременно с поездом к станции подошла машина. Из нее вышел мужик в спортивном костюме и тапках без задников. Согласись, это было странно. И это было бы очень умно, если бы я не заметил, как он подъехал. Номер вагона он знал – я всегда езжу в пятом. И подошел он ко мне очень не сразу. От него пахло водкой. Не перегаром, а живой водкой.