Жена поневоле
Шрифт:
Представительница ЗАГСа подсунула им бланки, и они снова расписались.
– Объявляю вас мужем и женой! Поздравляю! – торжественно произнесла она и, вручив Бурмистрову паспорта и свидетельство о браке, начала собирать в портфель разложенные на столе предметы.
Кира смотрела на женщину, ожидая, что вот сейчас она достанет изо рта коробочку с торжественным голосом и тоже спрячет его в свой портфель – казалось, что этот официальный голос, предназначенный для особых случаев, существует отдельно от живого человека. Но ничего подобного не произошло: женщина закрыла портфель, сняла его
– Поздравляю, – бесцветным голосом произнес нотариус и дал в руки каждому из супругов экземпляр брачного договора и договора доверительного управления. – Прочитайте и подпишите.
Внимательно прочитав документы, Бурмистров подписал брачный договор и договор доверительного управления и воззрился на Киру.
– Что-то не так? – спросил он и, заглянув в ее экземпляры – может там написано что-то другое?! – быстро пробежал их глазами. Написано было все тоже самое, но новобрачная почему-то колебалась. – Тебя что-то не устраивает?
Нотариус возвел глаза к потолку – мало того, что его разбудили среди ночи, переполошив его семью, привезли на окраину Москвы, а теперь еще придется переделывать брачный договор или договор доверительного управления, а то и оба договора, которые он составлял всю дорогу до Бутово, консультируясь с клиентом. Зачем? Он предусмотрел все его желания: по брачному – режим совместной собственности включал в себя добрачное имущество каждого из супругов – на этом особо настаивал клиент – и будущее имущество, нажитое в браке; условия развода и раздел имущества, и по доверительному управлению – передача всего его имущества в ее управление, включая акции банка «Контененталь» . Что еще нужно?..
А Кира колебалась не потому, что получала в управление все имущество Бурмистрова, перечисление которого составляло больше десятка печатных строчек, а потому, что по брачному договору приходилось вносить «в общий семейный котел» пусть не сравнимо меньшее, но свое нажитое имущество – свое оно всегда ближе и слаще и приходится отрывать его от себя с кровью, а при разводе придется делить его…
– Значит, все в один общий котел, перемешать и поделить поровну? – уточнила она, сверху вниз глядя в лицо крупного холеного супруга – почему она стала называть его про себя татаро-монгольским ханом? – из-за тонких усов и аккуратной бородки или из-за черных волос и черных глаз, спрятанных под нахмуренными бровями. Нет, не вспомнить, но сравнение с ханом было достаточно точным. – А можно, в мою половину после развода будет входить мое добрачное имущество и чуточку твоего? Мне не хочется, чтобы ты вмешивался в дела моей конюшни – я со своей компаньоншей едва справляюсь, а если вас будет двое… А я не буду вмешиваться в твои банковские дела. Обещаю!
– Согласен, – уголками губ, улыбнулся банкир, его умиляла ее способность столь образно и просто определять и разрешать неразрешимые проблемы – другая на ее месте мертвой хваткой вцепилась бы в акции его банка, поделила бы их и вошла в совет директоров, а Кира… – Ты, обговори все это с Иннокентием Аркадьевичем, и мы подпишем дополнительное соглашение – для твоего
Они сами не заметили, как перешли на «ты».
– Тогда и я согласна.
И Кира подписала все документы.
Вздохнув с облегчением, Иннокентий Аркадьевич убрал свои экземпляры договоров в кожаную папочку и отошел в сторону.
– Спасибо вам, что приехали и исполнили мою просьбу, – поблагодарил Вячеслав Львович Бурмистров нотариуса и представителя ЗАГСа. – Водитель отвезет вас домой…А мы с Борисом Яковлевичем, займемся нашими делами, Лаврентию приходится туго, сдерживая натиск служителей закона.
Услышав про служителей закона, высокая полноватая женщина заспешила к выходу, а нотариус задержался в дверях кабинета.
– Разрешите напомнить вам, Вячеслав Львович, что вы всегда можете на меня рассчитывать – вы и ваша супруга. – Кивок головы в сторону новоявленной супруги был подчеркнуто почтительным. – Смею надеяться, что все ваши проблемы в скорости разрешаться для вас положительно.
Бурмистров склонил голову в знак благодарности.
– Будем надеяться, Иннокентий Аркадьевич. До свидания. Сердечные извинения вашей супруги за причиненное беспокойство.
Когда нотариус вышел, Бурмистров поднялся с кресла и усадил в него свою законную супругу.
– Теперь это твое место, Кира. Лаврентий введет тебя в курс дела и будет твоей правой рукой, а левой рукой будет Борис Яковлевич. Через него будем поддерживать связь…
– Что раньше времени себя хоронить? – Кире были чужды упаднические настроения. – Должны же следователи разобраться, что к чему?!
– А если не разберутся?
– Тогда разберется кто-нибудь другой – главное, не терять веры в справедливость.
– Ты идеалистка. – Банкир снисходительно поцеловал жену в волосы и обратился к адвокату: – А как думаешь, ты, Борис Яковлевич, есть на свете справедливость?
6
Ушлый адвокат – мужчина среднего роста и среднего возраста с хорошими манерами и интеллигентным лицом смотрел прямо в глаза своему клиенту и думал о том, что справедливости нет на белом свете, а уж у представителей правопорядка ее и в помине не найдешь! Взять хотя бы его: он умный, добрый, заботливый, а жена стерва – денег ей всегда мало, за ребенком не следит – спихнула его на няньку, занимается только собой и ничто не вытащит ее из ванны, если она, отмокая, делает маски для лица и волос, а уж если болтает с подругами по телефону, тогда лучше к ней не подходи! Разве о такой безрадостной жизни он мечтал в молодости? Где она, ваша справедливость?!
Но вслух он об этом не сказал – мало ли кто, что думает! – а постарался завоевать расположение восходящей на трон королевы – король то пал! Да здравствует королева!
– Кира Дмитриевна права – нельзя терять веру в справедливость. Правда, для ее торжества потребуется много денег, но мы с Лаврентием сделаем все, что в наших силах, чтобы ложные обвинения с тебя были сняты и как можно скорее.
– Ваши слова да Богу в уши! Ладно, через пять минут зови следователя…
Адвокат неспешно покинул кабинет, и на короткое время «молодые» остались одни. Нужные слова не находились и в комнате повисла неловкая пауза.