Жена русского пирата
Шрифт:
Черный Паша перенес расставание с Батей гораздо тяжелее, чем Катерина с Алькой. Столько лет изо дня в день они жили рядом, работали, рисковали и вот… именно он, начинатель и организатор всех их предприятий, впервые не пошел до конца, бросил дело на полпути! Чтобы хоть как-то успокоить свою совесть, Дмитрий отдал своей артели почти все, что они брали с собой. Отдал бы и все, но Батя грубовато прикрикнул:
— Хватит! Разошелся!
Старый товарищ понимал его состояние и уже смирился с тем, что эта женщина развела-таки их. Что поделаешь, жизнь есть жизнь! Не всем же кочевать по свету, чать не цыгане…
Алька отнесся к разлуке легче, чем все прочие. Его детская привязанность к названой сестре померкла при одной мысли о будущих захватывающих событиях — ведь они шли на поиски сокровищ! Выросший в обществе взрослых и перенявший их знания и привычки, юный акробат остался, как и был по возрасту, ребенком — он не думал об опасности такого пути, о трудностях и лишениях… Все меркло перед приключением!
Как ни долго тянется дорога, а, к счастью, и ей наступает конец. Поезд пришел в Москву, и супруги Гапоненко вместе со своим проводником Константином ступили на перрон. От нахлынувшего на неё чувства растерянности Катерина даже зажмурилась. Еще на подъезде к городу она видела кое-где большие дома, видела остающиеся за окнами вагона толпы людей, но обилие в одном месте и домов, и пестро одетых гомонящих людей кружило голову. Она вцепилась в руку мужа, который, в отличие от нее, вовсе не потерял присутствия духа.
— Смотри, ртом-то какую пичужку не поймай — в язык клюнет, как разговаривать станешь! — посмеивался он над нею, чувствуя себя в этом содоме как рыба в воде: по крайней мере, он не показывал вида, что чем-то смущен. Увидев его спокойную реакцию на незнакомую обстановку, Первенцев на миг усомнился: а так ли уж прост этот рыбак? Но тут же объяснил для себя, что Дмитрий просто чересчур наивен…
Черный Паша был, однако, спокоен только внешне. Внутренне он был напряжен и собран, а когда поймал удивленный взгляд Первенцева — "ясно, хочет, чтобы и я ходил по его Москве с разинутым ртом!" — на всякий случай пояснил ему:
— Я же не раз в Одессе бывал и в Стамбуле — мне большие города не в диковинку… Вот Катюша у меня деревенская, ей все странно…
Катерина, смутившись, рот, конечно, прикрыла, но глаза так и разбегались в разные стороны! Она раньше и не подозревала, что в одном городе может быть так много высоких домов и так много народу!
Костя Первенцев вел своих новых друзей к себе домой. Он знал, что мама — Руфина Марковна — примет их с обычным гостеприимством, а отец наверняка подскажет, к кому лучше обратиться, чтобы за Дмитрия замолвить словечко.
Первенцевы жили в большом особняке, принадлежавшем прежде какому-то купцу, фамилию которого Катерина тут же забыла. Она не могла налюбоваться высокими белыми колоннами, мраморными ступенями, какими-то каменными фигурами, поддерживающими крышу.
— Вот, Катерина Остаповна, что дала людям революция! — гордо пояснял молодой дипломат, будто революцией и был он. — Раньше здесь жила всего одна семья, а теперь — четырнадцать. Всем места хватает! Посмотрите, какие высокие лепные потолки! Теперь и простой народ может пожить в дворцах, не все аристократии награбленным пользоваться!
— А мы сможем? — робко спросила Катерина, боясь даже подумать о таком счастье для себя и Дмитрия.
— Конечно! — от обуревавших его чувств Константин не мог идти рядом, а мчался впереди по широкой лестнице. — Как только ваш муж устроится на работу, так и получит жилье. Даже у нас в доме, по-моему, была свободная комната!
В прихожей квартиры их встретила миловидная женщина средних лет, которая никак не могла наглядеться на Константина и все приговаривала:
— Живой, какая радость, живой! То-то обрадуются маменька с папенькой! Уж они и думать боялись: белые, сказывали, на поезд напали, всех перебили. Руфина Марковна какую ночь не спит, все бром пьет… Я, говорит, Нюша, людям не верю: мало ли о чем они болтают! Сердцем чую, жив наш Костик! Сердце материнское, оно вещее! Я уж в церковь ходила, свечку поставила, помолилась, чтоб господь спас и сохранил…
— Нюша! — простонал Константин. — Я же тебе говорил, бога нет!
— Говорил, — нехотя согласилась женщина, — но я все же помолилась! Кто знает…
Она многозначительно замолчала.
— Нюша! — просительно тронул её за руку Первенцев. — Очнись, я не один! Благодаря этим людям я жив, здоров и до сих пор не умер с голоду. Понимаешь? А теперь их нужно накормить, напоить, дать помыться… Мы неделю в дороге!
— Лучше сначала помыться, — поправил его Дмитрий, оглядываясь на жену, которая робко присела на краешек дивана. — Мы же пообедали в вагоне-ресторане…
— Господи! — всплеснула руками Нюша и куда-то убежала.
Катерина украдкой огляделась. Комната, куда ввел их Константин, была высокой и светлой. С потолка, расписанного крылатыми голыми младенцами, спускался светильник с несколькими стеклянными рожками, в которые были вставлены не свечи, а большие стеклянные груши.
— У нас электричество, — пояснил хозяин.
Но Катерина уже встречалась с таким освещением. Однажды у анархистов они выступали в доме, в котором горело электричество. Вадим Зацепин даже объяснил ей что-то про ток…
Через несколько минут прибежала Нюша и поманила Катерину.
— Пойдем за мной, — сказала она. — Я вам ванну приготовила. Мужчинам придется помыться попозже.
— А мы пока с дороги причастимся. — Константин направился к изящному резному шкафу и достал причудливую бутылку темного стекла.
— Ямайский ром? — спросил Дмитрий.
— Да… отец из Лондона привез, — растерянно подтвердил молодой дипломат: а он-то хотел поразить провинциального рыбака заморским напитком!
Он поспешил на кухню и вскоре принес оттуда тарелку с мелко нарезанными ломтиками хлеба, между которыми виднелась какая-то белая прослойка.
— Сандвичи, — не без удовольствия пояснил Константин.
Оказывается, странный южанин не все знает, хотя его безразличное спокойствие удивляет. Люди, до него приезжавшие из глубинки, восторженно ахали при виде их квартиры, обстановки, иностранных напитков, собираемых отцом, и подчеркнуто англизированной кухни, культивируемой матерью…
Дмитрий все равно не запомнил, как называется эта закуска; не обращая внимания на вилки, он пальцами взял сандвич, подбросил в воздух и ловко поймал ртом. Константин завистливо вздохнул: он так не умел! Дмитрий ему все больше нравился — своей уверенностью, независимостью, даже безразличием к их благосостоянию, стремление к которому его родителей, после долгих лет прозябания и жестокой экономии, сына тревожило — он считал, что родители "сползают в мещанское болото" и всего за полгода работы в аппарате большевистского государства — отец возглавлял отдел в том же наркомате, в котором работал Дмитрий, а мать была делопроизводителем у Луначарского они натаскали в квартиру столько барахла, сколько вовсе не было нужно нормальной большевистской семье!