Жена шута
Шрифт:
Колетт мгновенно запуталась бы в именах, лицах и связях, если бы не Ренар, постоянно находившийся рядом и готовый подсказать супруге, с кем ей предстоит иметь дело. До мрачных пророчеств о том, что некие люди захотят вовлечь Колетт в заговор, пока дело не дошло. На нее смотрели как на супругу дворянина из свиты Генриха Наваррского – и только. Мужчины бросали взгляды, полные интереса, женщины одобрительно кивали, оценивая крой платья и драгоценный огонь в ожерелье – и все это время в бурлящей толпе рядом находился Ренар.
Генрих оставался все так же любезен с Колетт, как и раньше, однако теперь не мог уделить ей времени для бесед: политические фигуры делали ходы на шахматной доске. За стенами Лувра бродила мрачная толпа, чьи настроения пока не мог предсказать никто. Поддержка католическим королем Карлом
Пока дело шло к празднику. Богатство одежд собравшихся поражало воображение, и даже скромно одевавшиеся гугеноты позволили себе принарядиться по такому случаю. До свадьбы оставалось несколько дней, и Ренар, чутко ловивший слухи, как раз закончил рассказывать Колетт, что кузен короля Наваррского Генрих де Бурбон, второй принц Конде, сочетается браком со своей кузиной Марией Клевской в Бланди, после чего прибудет в Париж. Кузены воевали вместе в третьей религиозной войне, завершившейся два года назад под началом знаменитого адмирала Франции Гаспара де Колиньи. Истовый гугенот при католическом престоле Франции, он также прибыл на свадьбу, и Ренар обещал позже представить ему супругу.
В тот миг, когда среди пестрого водоворота великолепных костюмов Колетт увидела своего кузена, граф де Грамон покинул ее на несколько минут, чтобы переговорить со своим королем, стоявшим в окружении свиты. И тогда, когда Ренар ушел, взгляд Колетт вдруг выхватил из толпы Ноэля; она выдохнула его имя и сделала шаг вперед, не зная, остаться на месте или идти к нему.
Он говорил с пожилой супружеской парой, протестантами, судя по их скромным костюмам, резко выделявшимся среди общего великолепия; сам Ноэль также был одет в черное, согласно своей вере, но позволил себе украшенный драгоценными камнями пояс и чудесный бархатный берет. Ноэль, кажется, еще более возмужал с той последней встречи в день свадьбы Колетт; теперь это был не юноша, но сильный молодой мужчина, с гордой головой, ясными, легкими жестами и ослепительной улыбкой. Он был так недалеко – тот, кого Колетт полагала раньше своим Тристаном! – и сейчас она не знала, как могла предположить, что он струсил или в чем-то ей солгал. Благородство отличало черты Ноэля – как егерь видит сразу, хороша ли порода охотничьего пса, так и Колетт мгновенно чуяла в людях благородство, потому что искала его.
К счастью, Ноэль повернул голову и увидел Колетт; его лицо просияло. Сказав что-то своим собеседникам, он стремительно двинулся к кузине и, остановившись рядом, взял ее за руки.
– Дорогая моя Колетт, это и вправду ты! Какой чудесной замужней дамой ты стала! – серебряные глаза его смеялись, и плясали в них до боли знакомые искры. – Отчего ты не отвечала на мои письма?
– Я… – Колетт справилась с собою, хотя сердце по-прежнему колотилось, на щеках расцвел румянец. – Жизнь в замке захватила меня, а ты не так уж часто писал.
Она думала, что почти забыла Ноэля.
И ошиблась.
Ах, этот кузен Ноэль, герой ее грез! Его растрепанные кудри все так же падали на плечи, бросая вызов всем законам моды, и улыбка все так же ослепительна, и взгляд честен и открыт! Ее Тристан, о котором она мечтала, которого создала себе, стоял рядом с нею и говорил, как счастлив ее видеть.
Он и вправду писал Колетт письма из своей провинции, где проводил время, охотясь и ухаживая за дамой, на которую положил глаз. Лишь иногда Ноэль приезжал в По, и хотя дядюшка и тетушка неизменно присылали Колетт приглашения, она находила повод, чтобы отказаться. Она не виделась с родственниками со дня своей свадьбы. Колетт вышла замуж за графа де Грамона – и вся прежняя жизнь осталась позади.
Но как объяснить это сердцу?
Ноэль отпустил ее руки, однако продолжал радостно улыбаться.
– Давно ли ты в Париже, дорогая кузина?
– Мы с супругом приехали несколько дней назад.
– Я хотел бы засвидетельствовать свое почтение графу де Грамону! –
– Ренар снял особняк неподалеку от заставы Сен-Дени.
– А я остановился у наших давних друзей, четы де Рабоданж. Они окажут гостеприимство и моим родителям, которые прибудут в Париж завтра. Батюшка страдал, что слишком стар для подобных путешествий, но матушка его уговорила. Мы непременно, непременно должны устроить семейный ужин! Я хочу знать все твои новости. Мы так давно не говорили! Казалось, те холмы у Сен-Илера были давным-давно, а?
Колетт сглотнула. Те холмы у Сен-Илера оставались на месте. Но если она сумела хорошо держаться перед бароном де Саважем, с чего бы осрамиться перед кузеном?
– Ну а ты, Ноэль? – с ласковой улыбкой доброй сестры спросила она. – Тетушка говорила мне, что ты всерьез увлекся: и даже собрался жениться! Ты раньше говорил, что останешься вольным, как ветер, и так быстро попался в ловушку?
– Ах, милая моя, любовь – не ловушка! – взор Ноэля сделался мечтательным. – Любовь – это то, что делает из людей ангелов, дает им крылья! Да, моя возлюбленная прекрасна, и я готов целовать землю, по которой она ходит. Однако Софи очень молода, и ее отец настаивает, что должно пройти какое-то время, прежде чем мы обручимся. Ей шестнадцать лет, говорю я, она вполне созрела для брака, и мы с нею не хотим ждать! Ее батюшка, впрочем, непреклонен. Но совсем скоро ей исполнится семнадцать, и тогда мы назначим день свадьбы. Наши родители уже сговариваются о приданом. Считай, что вопрос этот решенный, и вскоре я приглашу тебя приехать в наш сельский дом, рядом с которым есть маленькая часовня. Именно там Софи станет моей женой. Ты ведь приедешь, милая Колетт? Разумеется, с супругом.
– Мы уже куда-то получили приглашение, а я слышу об этом только сейчас? – лениво произнес рядом граф, и Колетт не посмела взглянуть на него, чтобы он не увидел, как пылают ее щеки. Она ненавидела себя в этот миг.
– Кузен Ноэль приглашает нас на свою свадьбу и обещает сказать дату позже, – произнесла она ровно.
– Как приятно! Разумеется, мы приедем, коли выдастся такая возможность. Вы давно ли в Париже, шевалье де Котен?
Колетт все-таки решилась посмотреть на мужа – тот оставался абсолютно спокоен и чуточку насмешлив, как всегда.
– Вот уже вторую неделю.
– К вам в дом не забредал Идальго?
– С чего это вы помянули его, Ренар? – удивилась Колетт, даже позабыв на миг о своих душевных переживаниях.
– А к тому, дорогая моя, что я услыхал тут забавные новости. Первый дворянин свиты Генриха, шевалье де Миоссан, намедни имел разговор с известным вам бароном де Саважем. И славный капитан клялся, что поймает Идальго еще до всеми ожидаемой свадьбы. Когда шевалье де Миоссан спросил у барона, чем же ему не угодил наваррский герой, барон отвечал, будто Идальго нанес ему некое личное оскорбление, он преступник и препятствует отправлению правосудия. Тогда шевалье, – продолжал Ренар с удовольствием, – спросил у барона, кто же преступник, если несколько сумасшедших католиков отправляются резать протестантов, хотя мирный договор уже два года как подписан? И коли речь идет хотя бы о последней войне, разве преступление – помогать людям, что спасают свои жизни? На это барон, горячась, ответил шевалье де Миоссану, что католики правы во всем без обсуждений, por derecho de fй [12] , и станут резать того, кого захотят, и тогда, когда захотят и когда Бог им подскажет. Шевалье де Миоссан позволил себе усомниться в правильном толковании всех подсказок Божьих (чьи пути, разумеется, неисповедимы), а также в том, что убийство женщин и детей – это такое уж благое дело, и если посмотреть с этой стороны, то никакой Идальго не преступник, а обычный рыцарь, что защищает слабых. И тогда-то барон поклялся снова, что поймает Идальго и выпытает у него, для чего он совершал свои злодейства – ради веры или ради минутной славы. А так как Идальго – католик, разговор обещает стать куда как интересным.
12
По праву веры (исп.).