Женатые холостяки
Шрифт:
Они уже не видели и не слышали никого вокруг. Говорили без умолку сразу обо всем. Неудивительно, что после вечера Павел пошел проводить женщину домой.
Друзья, увидев это, насказано обрадовались. А Павел с Ларисой шли как во сне, не видя никого вокруг.
Человек уже в тот вечер рассказал о себе все без утайки:
— Художник? И столько лет мук, а сколько бед вынес! Это никому не под силу! — сочувствовала женщина. И Павел беспрепятственно взял ее под руку. Они невольно замедлили шаг.
Женщина внимательно слушала. Ей было страшно, она искренне жалела Павла и тот это почувствовал.
О
— Вы не художница! Но, как музыкант, близки мне по духу. Творческие люди всегда вроде родни. С ними интересно общаться. Когда будет время и настроение, я обязательно покажу свои картины. Они, это я, мое продолжение, вернее, моя суть. Если захотите узнать меня получше, обязательно взглянете на работы. В них я без прикрас, весь как есть!
— Обязательно посмотрю, непременно воспользуюсь приглашением, — пообещала Лариса. И вскоре Павел привел ее домой, познакомил с матерью, показал картины.
Женщина рассматривала их молча. Не ругала и не хвалила. Трудно было определить, какое впечатление они произвели на нее.
— Не понравились? Страшные? — спросил, не дождавшись отзыва.
— Они слишком личные! Вы показали свою душу, с ее болью, с пережитым.
— Лариса, ты все верно и точно подметила. К сожалению, это не до всех дошло. Многие считают, что в моих работах нет жизни!
— Зато есть правда, на какую нельзя закрывать глаза.
— Говорят, что она никому не нужна. Ведь война закончилась.
— Пока жива память…
— Об этом мало кто думает. Мои картины не хотят покупать для дома.
— Варятся в собственных бедах. Они подчас не легче твоих картин.
— А что может быть хуже? — удивился неподдельно Павел.
— Бывает всякое! Знаешь, я была совсем наивной девчонкой, когда не стало отца. Он поплатился за частушку, какую спел в теплой компании. Она о Брежневе, весь город ее знал. И хотя вовсе не отец сочинил, ответил за нее именно он. И не как-нибудь, не сроком отделался, а конкретно, жизнью поплатился. Не вернулся домой. Выходит, был в той компании кто-то, кого тогда называли стукачом или сексотом. Вот и доложил, довел до сведения комитета госбезопасности. Отца вскоре забрали. Он больше не вернулся в семью. Мать пыталась узнать о нем, но ей посоветовали не засвечиваться и не интересоваться мужем, чтоб не получить еще больших неприятностей. Сколько лет прошло, она все ждет его, хотя, говоря честно, ждать давно некого. Мы это понимаем, — вздохнула Лариса трудно.
— А что за частушка?
Поменяли хулигана На Луиса Корвалана,
Где б найти такую блядь,
Чтоб на Леню поменять…
— Я много раз слышал ее в юности! Смеялись, конечно. Никогда не думал, что за такую чепуху можно расплатиться жизнью. Это уж слишком жестоко! Приобнял женщину, Та доверчиво прильнула к человеку, сказала тихо:
— У каждой семьи своя война, не все о ней расскажут и не всякому.
— Это верно. Лишь тому, кто разделит горе пополам, как кусок хлеба, и воспримет как свое…
— Кто способен на это? — взглянула на Пашку.
Он ответил взглядом. Они поняли друг друга без
слов.
В следующий раз Павел с Ларисой встретились в квартире женщины.
— Здесь когда-то жил мой отец со своею семьей. Никого в живых не осталось. В прошлом году умерла тетка, последняя из родни. Я одна осталась. Наедине с портретами и памятью. Больше никого, — указала на обветшавшую мебель и портреты.
— Ты здесь одна живешь?
— Да. Конечно, тяжело, — повела по комнатам, показав всю квартиру. Она была огромной. Трехкомг натная «сталинка».
— Мне предложили поменять ее на «двушку», в новом доме, в новом микрорайоне. Ну зачем мне такая махина? Я, наверное, соглашусь. Потому что ремонт этой потребует больших денег, а у меня их нет, — призналась, покраснев:
— Сам знаешь, как мало получают музыканты, да и все актеры не лучше нас живут. А в новом доме живи без проблем. Не нужно бояться, что обвалится стена или потолок упадет на голову. Да и не только это, пора отойти от памяти, — поставила перед Павлом
чай, бутерброды. Тот, поев, не захотел уходить. Да так и остался ночевать у Ларисы. Та не возражала.
Мать обрадовалась, когда вернувшись домой утром, Пашка улыбчиво сообщил ей, что заночевал у женщины и спросил:
— Как она тебе?
— Лишь бы ты ее любил. А я уживусь с любою. Чего мне с нею делить? Решать свою судьбу сам будешь. Если она тебя полюбила, а иначе не оставила б, значит, дорог ты ей, — расцвела в улыбке.
— Бывшая тоже клялась в любви. А на деле совсем другое доказала!
— Павлик! Не пытайся всех баб укрыть одним одеялом. Не получится. Они только с виду похожие. Есть те, какие всю свою жизнь ждут. Вон хотя бы ее мать. Значит, и Лариска такая, не балованная, не вертихвостка. Сама живет, одною душой. Может даже мужика не имела, — посмотрела на сына вопросительно. Тот сделал вид, что не расслышал и промолчал.
А через месяц Лариса с Павлом расписались.
В новую квартиру человек перевез все свои картины, обвешал ими стены и не велел жене перевозить старый хлам в новую квартиру.
— Ну, хотя бы отцовский диван!
— Зачем он тебе? Нам нужно пространство, воздух, свобода движения!
— А память?
— Она не должна сковывать, мешать!
— Ну, хотя бы стол и стулья!
— Стол и пару табуреток! — согласился человек милостиво.
Лариса на свой страх и риск перевезла кухонную мебель и холодильник. Павел, увидев такое самовольство, недовольно глянул на жену, но ругать не решился. Вовремя вспомнил, что хозяйками кухонь всегда были женщины.
Лариса, принося домой получку, пожила деньги в ящик стола. Она молча ждала, когда Павел нач^
нет пополнять домашний бюджет. Но напрасно ожидала.
Павел из ее получки брал на холсты и краски, на кисти и рамы. Он никогда не интересовался что нужно жене, сколько уходит на продукты, хватит ли им денег до конца месяца. И Лариса решила поговорить с мужем конкретно:
— Пашка! Мы живем с тобою почти два года, а ты так и не врубился, что у тебя семья!
— Почему? С чего взяла? Я всегда о тебе помню! — удивился неподдельно.