Женевьева. Жажда крови. Дракенфелс
Шрифт:
Один из алебардщиков Крали стоял голый по пояс, тело его было красным и потным. Натянув латные рукавицы, он жестоко избивал Бреугеля.
Лицо пленника заливала кровь. Остальное тело сочилось желтоватой жидкостью.
«Даже если бы Бреугелю было что ответить, он не смог бы этого сделать», - подумал Детлеф.
– Чем это вы заняты, Крали? Вы идиот!
– Получаю признание. Кронпринц хотел бы, чтобы все проблемы были улажены до того, как он приедет сюда.
– Думаю, если бы вы пару раз ударили меня этими рукавицами, я бы тоже сознался. Наверняка даже такой
Крали встал. Его сапоги покрывал желтый ихор Бреугеля. Он был свежевыбрит, в безупречно белом шарфе. Не похоже было, что он провел ночь, лазая по потайным ходам и участвуя в потасовках.
– Существуют подробности, известные только убийце. Их мы и стараемся выяснить.
– А что если он не убийца?
Крали скривил губы:
– Думаю, это маловероятно, учитывая доказательства, не так ли?
– Доказательства! Убийца просто провел окровавленной ладонью по двери, чтобы указать вам на подходящего козла отпущения, и вы сделали в точности все, что он хотел. На такую старую уловку не попался бы и девятилетний ребенок!
Палач с силой ударил Бреугеля в живот, покрытый множеством не поддающихся описанию отростков. Некоторые из глаз на груди карлика были выколоты. Еще один из людей Крали разогревал жаровню и раскладывал на ней кузнечные щипцы. В Остланде явно не позабыли пыточное искусство. Хотел бы Детлеф знать, как отреагировал бы на это добрый принц Освальд.
– Я основывался не на окровавленной двери, мистер Зирк. Я основывался на том, что… этот чудовищный урод, это порождение Хаоса…
Рты вокруг талии Бреугеля разинулись, выстрелив длинными языками. Палач вскрикнул:
– Оно жалит!
На его руке вспухли синие рубцы.
– Через три дня ты умрешь, - произнес Бреугель на удивление безучастно.
Палач отшатнулся, занося руку для удара. Потом его глаза наполнились паникой. Он сжал пострадавшую руку другой, словно пытаясь выдавить яд.
– Ты не можешь знать этого, Бреугель,- сказал Детлеф.
– Ты никогда никого не жалил прежде.
Бреугель рассмеялся, в горле у него забулькала жидкость.
– Это верно.
Палач, похоже, вздохнул с облегчением и злобно ткнул Бреугеля кулаком. Брызнула кровь. Пол в стойле был липким от разных вытекающих из тела Бреугеля жидкостей. Пахло отвратительно. Писарь наскоро царапал бумагу, записывая случившееся для потомков.
– Крали, могу я поговорить со своим другом?
Управляющий пожал плечами.
– Наедине?
Крали кивнул, поднялся и вышел из стойла. Палач последовал за ним, потирая зудящую руку. Писарь тоже ретировался, бормоча что-то о правилах судопроизводства.
– Могу я что-то для тебя сделать?
– спросил Детлеф.
– Хорошо бы воды.
Детлеф зачерпнул ковшом воды из стоящей тут же бадьи и поднес к губам друга. Ему было странно находиться совсем рядом с таким исковерканным существом, но он подавил отвращение. Бреугель начал с хлюпаньем пить, закашлялся, и вода струйкой потекла назад из разбитого рта. Но горло его работало, и он сумел проглотить немного. Обессиленный,
– Ну, давай, - сказал он, - спрашивай…
– Спрашивать о чем?
– Не я ли выпотрошил Руди и выковырял его глаза. И не проделал ли то же самое с Менешем.
Детлеф поколебался.
– Хорошо, спрошу.
Глаза Бреугеля снова наполнились слезами. У него был такой вид, словно его предали.
– Мог бы спросить и вслух. Так больнее. Боль - самое главное во всем этом.
Детлеф сглотнул.
– Ты убил их? Руди и Менеша?
Беззубый рот Бреугеля скривился в болезненной усмешке.
– А ты как думаешь?
– Ох, да брось ты, Варгр. Это же я, Детлеф Зирк, не какой-то посторонний! Мы работали вместе… сколько лет? Ты остался мне верен в «Истории Сигмара» и думаешь, что я собираюсь бросить тебя, потому что ты…
Он пытался найти слово. Бреугель подсказал его:
– Мутант. Сейчас их… нас называют так. Да, я порождение Хаоса. Посмотри на меня…
Бреугель запульсировал, из его тела появились какие-то удивительные органы.
– Это странная болезнь. Я не знаю, умираю от нее или возрождаюсь. Если бы я был писателем, как ты, тогда, может, сумел бы описать, на что это похоже.
– Это больно?
– Временами. А порой это… довольно приятно, как ни странно. Я могу не чувствовать боль, если захочу. Иначе Крали уже давно добился бы от меня замечательного признания. К несчастью, я не могу защитить себя незнанием, понимаешь? Эти щупальца на животе способны видеть главные мысли в сознании людей. Я знаю все подробности убийств, которые Крали хочет выбить и выжечь из меня. Так же как знаю твои настоящие чувства к тому, чем я стал…
Внутри у Детлефа все сжалось, и он выпалил извинения.
– Не огорчайся. Мне самому отвратительно то, во что я превратился. Я всегда был отвратителен себе. Так что ничего нового. Я вовсе тебя не виню. Ты единственный, кто когда-либо давал мне шанс. Я собираюсь вскоре умереть и хотел бы, чтобы ты знал, как я благодарен тебе за твою дружбу.
– Варгр, я не дам Крали убить тебя.
– Нет, не дашь. Я могу сам решать, жить или умереть. Я могу остановить свое сердце, выгрызть его зубами, которые выросли у меня в груди. И я собираюсь сделать это.
– Но Освальд справедливый человек. Он не станет смотреть, как тебя вешают за убийства, которых ты не совершал.
Ресницы Бреугеля извивались и меняли цвет.
– Нет, но как насчет того, чтобы увидеть меня на виселице за убийства, которые я совершу? Даже просто за то, что я такой. Я меняюсь…
– Это ясно.
– Не только тело. Мой разум меняется тоже. У меня возникают новые влечения. Варп-камень извращает умы так же, как и тела. Я забываю известные вещи, в голову приходят странные мысли, странные желания. Я очень меняюсь. Я мог бы уйти в Пустоши и затеряться среди орд Хаоса, присоединившись к прочим монстрам. Но тогда я уже не был бы больше собой. Я теряю Варгра Бреугеля и не думаю, что хочу жить, сделавшись тем, во что вот-вот превращусь.