Женевьева. Жажда крови. Дракенфелс
Шрифт:
Он даже сможет преодолеть отвращение и изобразить любовь к Лилли Ниссен.
Детлеф Зирк покинул комнату и направился к своим актерам. Иллону Хорвата жутко тошнило.
– Все в порядке, - выдохнула она между спазмами.
– У меня всегда так. Это хорошая примета. Честно.
Рейнхард Жесснер наносил пробные удары мечом.
– Осторожно, - сказал Детлеф, - не согни его.
Актер склонился в поклоне, насколько мог это сделать в куртке с подложкой и с фальшивым брюхом. Он отсалютовал директору:
– Вы правы, мой принц. Знайте же, что я, Руди Вегенер, Король Разбойников, буду
С момента гибели Руди Жесснер бросил все силы на эту роль, почти как Лёвенштейн, будто пытаясь вернуть старика к жизни своим исполнением.
Гесуальдо закачивал свиную кровь в пузырь у себя под мышкой и при этом насвистывал, бросая вызов старинному суеверию. При виде Детлефа он вскинул большие пальцы вверх.
– Никаких проблем, шеф.
– Где Лилли?
– спросил Детлеф у Джастуса.
– Ее весь день никто не видел. Наверно, у себя в гримерной.
– А не мог туда просочиться выборщик Зюденланда?…
Бывший жрец улыбнулся:
– Точно нет, Детлеф.
– Ладно. Надеюсь, разочарование пойдет ей на пользу. Может, тогда это чудовище начнет, наконец, играть.
Джастус, у которого с шеи свисала горгулья, шлепнул его хвостом бутафорской твари.
– Далеко мы ушли от крепости Мундсен, а?
– Это точно. Ни пуха, ни пера.
– К черту.
Взвился пронзительный вопль. Детлеф посмотрел на Джастуса, а тот с изумлением уставился на него. Еще один вопль. Они доносились из гримерки Лилли.
– Пресвятой Ульрик, что за напасть на этот раз?
Из комнаты вылетела костюмерша Лилли, визжа, как сумасшедшая, с окровавленными руками.
– О боги, она убила эту суку!
Джастус удерживал скрючившуюся, скособоченную женщину, успокаивая ее. Детлеф протиснулся в гримерную. Лилли в костюме Женевьевы стояла посреди комнаты, струйка крови стекала с ее лица на грудь и дальше на пол. Она потрясала в воздухе кулаками и вопила во всю мощь своего изрядного голоса.
Поклонник прислал ей подарок.
Детлеф попытался угомонить истеричную актрису. Когда это не удалось, он с великим удовольствием надавал ей пощечин. Она кинулась на него, пытаясь вцепиться в горло, и ему пришлось удерживать ее борцовским захватом.
– Я знала, что ни за что не должна была ехать сюда. Если бы не Освальд, я бы в жизни не стала иметь с вами дела, вы, ничтожнейший из мерзких, вы, свинячье дерьмо со змеиным жалом, вы, пиявочное отродье!
Она, рыдая, рухнула на диван и не позволяла себя утешить. Детлеф повернулся к месиву на полу и сразу понял, что произошло.
Это было нечто вроде «Джека в коробочке», игрушки, выскакивающей, когда открывается крышка. Когда коробку открыли, она выбросила свое содержимое прямо на Лилли Ниссен. И содержимое это было слишком узнаваемо. В коробке лежало лицо. Безглазое лицо Антона Вейдта.
– Я не должна была этого делать! Я не буду это делать! Вы не можете меня заставить! Я покидаю это проклятое место сей же час, сию же минуту!
Лилли завопила на свою костюмершу, и бедняжка высвободилась из рук Джастуса. Она принялась укладывать вещи актрисы в раскрытый дорожный сундук.
– Лилли, представление начинается через час. Вы не можете уехать!
– Берегитесь, вы, навозный червяк! Я не
– Но, Лилли…
По труппе распространилась весть об очередной катастрофе. У дверей гримерной Лилли толпился народ, глазея на пребывающую в полном беспорядке звезду и разбросанные повсюду окровавленные потроха. Появившийся Лёвенштейн, в полном костюме, кроме маски, спокойно наблюдал. Детлеф смотрел на актера, понимая, что, если Лилли предаст их всех, будет уничтожена и его карьера.
Лилли уселась, скрестив руки, и следила, как костюмерша собирается, отрывисто отдавая распоряжения плачущей женщине. Она соскребала кровь с лица и стерла наполовину наложенный грим. Потом вытащила изо рта клыки один за другим и швырнула их на пол.
– Вы все!
– взвизгнула она.
– Вон отсюда! Я уезжаю!
Ее великан-раб толкнул Детлефа в грудь, и у того возникло ощущение, что ему лучше убраться из комнаты.
Он привалился к стене в узком переходе между гримерками и сценой. Все шло прахом! И Лилли Ниссен вновь бросала его. Он больше никогда не получит возможность ставить пьесы. Он должен будет почитать за счастье роль копьеносца в провинциальной постановке какой-нибудь десятиразрядной трагедии. Друзья покинут его быстрее, чем гребцы тонущую галеру. Придется отдать все, что у него есть, чтобы избежать крепости Мундсен. Он видел, как мир рушится вокруг него, и прикидывал, не лучше ли подписать контракт с какой-нибудь отправляющейся в Северные Пустоши на верную гибель экспедицией да и покончить на том.
– Кто-то оставил это для нее, - сообщил ему Джастус.
– Оно было завернуто как подарок, платье или что-нибудь еще. А на печати был герб.
– Здорово. Кто-то хочет погубить пьесу еще до того, как поднимется занавес.
– Вот.
– Жрец подал ему измятый и окровавленный клочок плотной бумаги. Это был обрывок записки, написанной неразборчивыми каракулями, и смазанная печать. Детлеф узнал ее, эту стилизованную маску.
– Дракенфелс!
Должно быть, у Великого Чародея все еще оставались здесь сторонники, в отчаянии решившиеся ради защиты репутации своего хозяина положить конец этому воспроизведению истории его гибели. Лёвенштейн спокойно стоял в стороне, ожидая распоряжений своего директора. Джастус, Жесснер, Иллона Хорвати, Гесуальдо и остальные притихли, глядя на него. Он мог бы все бросить и сбежать, растеряв остатки собственного достоинства. Или мог начать спектакль, просто не обращая внимания на отсутствие главной героини. Или…
Детлеф разорвал бумагу в клочья и поклялся Сигмару, Верене, всем богам, Императору, великому принцу, Варгру Бреугелю и себе самому, что, с сукой Лилли или без, «Дракенфелс» состоится.
Толпа расступилась, кто-то шел сквозь нее, сияя прекрасным личиком.
– Женевьева!
– обрадовался он.
– Вас-то я и хотел видеть…
II
Император Карл-Франц I сидел в ложе, расположенной прямо напротив сцены, высоко вознесенный над своими подданными, с Люйтпольдом по одну руку и Освальдом по другую. Слуга держал поднос с конфетами, которые наследник Империи с жадностью поглощал.