Женевьева. Жажда крови. Женевьева неумершая
Шрифт:
Под ногами захлюпало, туннель зарывался глубже в землю. Оставалось надеяться, что древние инженеры строили надежно. Чем ближе к поверхности, тем сильнее разрушались вещи.
Эти штольни были заброшены со времен Сигмара. Столетиями сюда не ступала нога разумного существа.
– Впереди свет, - сообщила Женевьева, разглядев его своим зрением.
– Этого не может быть, - фыркнул Рудигер.
Доремус заслонил свечу ладонью, и свет увидели все.
– Видимо, может, - признал граф.
– Мои извинения.
Здесь, внизу, было сыро и холодно. Вода сочилась по стенам и хлюпала под ногами.
Путь им преградила сверкающая завеса, в ушах загремел оглушительный рев воды.
– Мы с обратной стороны водопада!
– прокричал Доремус.
Так оно и было. Женевьева шагнула вперед и погрузила руку в студеную завесу, ловя лицом брызги.
– Самка, должно быть, проскочила сквозь это, - заметил Рудигер.
Это было великолепное зрелище.
– Пошли,- проворчал граф, зажал рукой нос и бросился в воду.
Какое-то мгновение он был еще виден, похожий на вмерзшего в лед жука. Затем поток унес его. Доремус был потрясен.
– Там должен быть выход в ущелье, - сказала Женевьева.
– Он, наверно, выберется вслед за единорогом.
Бальфус прыгнул следом за хозяином.
– А ты из тех, кто не любит текущей воды?
– спросил Доремус.
– Да вроде не замечала за собой.
Тем не менее, ни один из них и шага не сделал к завесе.
– Ты можешь слышать голос воды?
Женевьева прислушалась, и ей показалось, что она улавливает какие-то слабые, молящие ноты в реве водопада.
– Я сегодня весь день это слышу.
– Они должны доноситься откуда-то поблизости.
Женевьева огляделась. Для человека здесь было темно, как ночью. Для нее - светло, почти как днем.
– Погаси свечу, я буду лучше видеть, - велела она. Доремус послушался.
За водопадом каменный пол становился более ровным. Резьба на стенах изображала Сигмара, побивающего молотом гоблинов. С точки зрения искусства - посредственно, но свидетельствует об определенном энтузиазме гномов.
Вода бормотала, пела, плакала…
Они отыскали ее в нише, укрытую одеялами мха, с лицом бледным и тонким, почти как у эльфа.
– Сильвана?
Женщина не откликнулась на свое имя.
– Она, наверно, мертва, - сказал Доремус.
– Я видел, что отец выпустил две стрелы.
Женевьева опустилась возле женщины на колени и увидела, как та изменилась. Стрелы все еще торчали в ее теле, но они дали побеги, пошли в рост. Из дерева появились зеленые ростки, оперение покрылось цветами. Ее лицо изменилось тоже, стало зеленоватым, как молодая кора, волосы видом и цветом сделались похожи на мох, тонкие руки обхватывали мягкое, рыхлое тело. Она пустила корни там, где лежала. Превратилась в частицу этой бухты. В этом месте ей хватало воды и света.
Женевьева слышала, что эта вода особенная. Пока она глядела на Сильвану, вокруг лица женщины начали распускаться цветы.
– Доремус, - прошептала Сильвана, и голос исходил не из запекшихся губ, а из дышащих ноздрей.- Доремус…
Юноше не хотелось подходить к измененной женщине. Но ей нужно было что-то сказать ему.
Ее голова поднялась, шея начала вытягиваться, будто растущая ветка.
– Рудигер убил твою мать, - произнесла она.
Доремус кивнул, поняв, что сказала ему Сильвана.
Это явно уже приходило ему в голову.
– И твоего отца тоже, - добавила Женевьева.
Доремус широко раскрыл глаза, не понимая.
14
– Ловко, ловко, - произнес голос позади них.
Перед водопадом стоял Рудигер. С него капала вода, в руке сверкал нож.
– Доремус, - сказал он, - подойди сюда. Я пришел за своей добычей.
Доремус застыл, не зная, что делать.
– Серафина?
– спросил он.
– Мама?
– Шлюха, как все женщины, - пожал плечами Рудигер.- Тебе повезло, что, когда ты рос, она не портила тебя своей опекой и суетой.
Женевьева медленно распрямилась. В темноте казалось, что ее глаза сверкают красным огнем.
– Я ждал вас снаружи, но пришел лишь верный пес.
То, что было Сильваной, съежилось, голова вжалась в зеленое ложе.
– Вот я и вернулся.
– Он помахал ножом.
– Какое убожество, граф, - заметила Женевьева.
– Где же ваше другое оружие?
Рудигер рассмеялся, так же как в разгар погони. Он похлопал по колчану.
– Здесь, вместе со стрелами.
– Отец, - заговорил Доремус, - что все это значит?
– Ты больше не должен называть меня так.
– Это был Магнус, - объяснила Женевьева.
– Я прочла это по его лицу. У тебя его лицо.
Внезапно Доремус понял свое «дядя», понял заботу, которой всегда окружал его Магнус, понял взгляды, которые тот бросал на портрет Серафины.
– Он был хорошим другом, и его стоило винить в измене не больше, чем этого толстого идиота сегодня ночью, - сказал Рудигер.
– Я просто женился на шлюхе, вот и все.
Женевьева подбиралась все ближе к Рудигеру, дюйм за дюймом, всякий раз, как граф переключал внимание на Доремуса. Тот не знал, кому помогать.
– Вампир, - бросил Рудигер.
– Стой, где стоишь.
Женевьева замерла.
– Как ты узнала, что я сделал с Магнусом?
– спросил он.
– Граф был убит рогом. Единорог пустил бы в ход и копыта тоже.
Рудигер улыбнулся:
– А, это наблюдательность охотника.
Он достал из колчана трофей своего деда.
– Такая красивая, такая умная, такая опасная, - произнес он, глядя на Женевьеву.