Жених из моих снов

Гейбатова Мила

— Ничего, замуж выйдешь, наймет тебе муж повара. А пока тащи все! — милостиво машет рукой Эдуард Витальевич.

Я двигаюсь по кухне, вопрошая у самой себя, почему не выгоняю?

— Держите. Томатную пасту хотите? Или сметану? Я кетчуп и майонез не ем.

— Валяй. И называй меня на ты! Я тебя старше всего на пять лет. Ммм, как вкусно, обалдеть! Сто лет ничего подобного не пробовал.

— А что вы, — недовольный взгляд, — хорошо, ты хотел? Так и не сказал ведь.

— А, забей, я соль хотел попросить по-соседски, да передумал.

Это, наверное, самый странный

вечер в моей жизни. Я и мой начальник уплетаем заветренные сосиски с колбасой из одной тарелки и весело запиваем все это чаем почему-то также из одной кружки. Эдуард Витальевич оказывается таким веселым в неформальной обстановке, что разговор как-то очень быстро переходит в дружеский. И глядя на этого товарища, у меня в голове не возникает мысли об его неуместности нахождения среди простеньких обоев и штор. Наоборот, после напряженного вечера с Димой, когда я следила за каждым своим движением, теперь я полностью расслаблена, я действительно отдыхаю. Не знаю, как я отреагирую на все происходящее в понедельник или даже завтра, но пока мне хорошо, действительно хорошо.

— Слушай, Лизок, а быть может фильм какой посмотрим, а?

— Да в целом можно, пошли в комнату, на диване удобнее. Но учти, огромной плазы в полстены, как у тебя, у меня нет.

— О, а ты откуда знаешь? В окна мои подглядываешь? — мужчина подозрительно сощуривает глаза.

— Ага, — засмеялась я. — Очнись! Каким образом? Видела, как грузчики тебе ее затаскивали.

— Ааа, ну тогда ладно.

— Эдуард Витальевич, хорошо! Эдуард, так ты скажешь, чего вообще пришел-то? Скучно одному дома стало? — на ты называть собственного начальника очень коробит, а вот болтать с ним по-дружески совсем не коробит.

— Можно и так сказать. Видел, как к тебе этот твой хлыщ заходил, решил разбавить вашу компанию, предложить посидеть втроем.

Моему удивлению нет конца. Я настолько ошарашена, что решаю пойти в ванную, привести мысли в порядок и подумать, в каком подтексте стоит воспринимать услышанное. Меня не было всего пару минут, ну от силы пять. А разморенный мужской организм уже спал во всю на диване.

Что ж, не будить же тебя. Будем надеяться, что ты не храпишь.

Ноутбук я так и не включила. Умылась, переоделась и завалилась спать на кровать.

23

Эдуард

Ааа, как же раскалывается голова, а во рту будто целая стая диких кошек нагадила. И повод же нашел великий — случайно увидел, что к Лиза вернулась домой со своим хлыщем. Ну как случайно, если можно назвать случайностью целенаправленное бдение на балконе с целью высматривания девушки. Вот же идиот, и далась мне эта баба? Раз мне уже настолько крышу рвет, надо значит переспать с ней и все, уверен, сразу полегчает, все женщины одинаковы. И плевать по большому счету на то, что я ее начальник — не я первый так поступлю, не я последний. Уф, природа зовет, нужно срочно бежать в туалет.

Как же хорошо все-таки, товарищи! Эх, душа поет, и сердце радуется.

— Эдуард Витальевич, вам чай налить?

Чего? Я какую-то девицу склеить успел? Но когда? Голос точно не Юлин.

Аккуратно выглядываю из ванной комнаты — а что-то спальня моя в другой

стороне вдруг оказалась, да и обои вроде не такие вчера были. Ничего не пойму.

— Так как? Чай сделать? Или, может, хотите быстрорастворимую лапшу? У меня есть.

— Лиза? — протираю тщательно глаза.

— Лиза, — спокойно отвечает девушка. — А вы что же, не помните, как в гости ко мне заявились?

Напрягаю свой больной мозг — вот черт, реально заявился! Ох, что я нес, что творил? Но вроде ничего критического и развратного не было, или было?

— Да вы идите на кухню, позавтракаем. Выбор, конечно, не большой, кашу вы вряд ли будете, почему-то мне кажется, так что вот, яичница. Ну и лапша остается в силе, если желаете.

Я осматриваю стол, действительно не густо, такое ощущение, что она по остаткам все это набрала, голодает что ли? Ах да, она кажется говорила, что себе не любит готовить, видимо, я у нее запасы вчера и подъел, много ли надо тоненькой девочке.

— А можно воды сначала? — голос сиплый, как у бомжа, кошмар.

— Конечно, держите.

Лиза одета по-домашнему, в свободных коротких шортиках и объемной футболке, закрывающей чуть ли не больше, чем шорты. Ей идет. Держится со мной свободно, не зажимается, спокойно доедает свою кашу. Не похоже, чтобы я вчера ее чем-то обидел, уже хорошо. Осталось выяснить, не пересекли ли мы иную черту. Хотя вряд ли.

— Вы вчера настойчиво просили обращаться к вам на ты, Эдуард Витальевич, но я думаю, что сегодня это неуместно. Вчера было вчера, мы хорошо с вами посидели пообщались, скрывать не буду, но думаю, что на работе не стоит кому-либо об этом сообщать. Поймут неправильно, ну что, у нас с вами, сами понимаете, шуры-муры там всякие были. Людям ведь не объяснить, что двое взрослых людей могут и без интимностей находиться в одной квартире. Вы со мной согласны?

— А? Да, да, согласен, говорить никому не стоит однозначно, — ага, ничего не было кроме разговоров значит.

— Да вы ешьте, яичница не отравлена.

— Нет-нет, я просто задумался. Ммм, как вкусно, только можно мне еще водички, пожалуйста, — блин, она сюда пачку соли что ли вбухала? — Спасибо, Лизонька.

— Пересолила, да? — девушка понимающе кивает.

— Нет, яичница восхитительна, — преувеличенно бодро заявляю я.

Недолго думая, Лиза подцепляет вилкой кусочек прямо из моей тарелки и отправляет себе в рот. Странно, но раздражения этот свойский жест не вызывает, хотя обычно меня трясет от подобных эпизодов.

— Пересолила. Не ешьте ее, Эдуард Витальевич, давайте я лучше еще одну пожарю, а вы ее сами посолите. Как раз два яйца еще есть. Я просто не дружу с солью.

— Нет, нет! Я съем, не надо, — останавливаю я девушку. — Есть же вода, — салютую стаканом.

Так легко с ней, будто бы не в гостях, а вернулся в давно позабытый дом.

— И все-таки, Лиза, откуда я тебя знаю? — спрашиваю задумчиво, а девушка почему-то вздрагивает, будто бы я коснулся ее тайны.

— Не знаю, Эдуард Витальевич, быть может из ваших снов? — произносит и обворожительно улыбается, а затем краснеет, смутившись смелости собственных слов.