Жених со знаком качества
Шрифт:
Закончить свою мысль Мархалева не успела — зазвонил телефон. Я, радуясь освобождению, поспешно приложил к ее уху трубку; она закричала:
— Да ты что?!
И минут пять молчала, тараща глаза и шумно вдыхая в себя воздух. Я испугался, не знал что делать: продолжать прижимать трубку к уху Мархалевой или бросить это занятие и бежать за врачом? Мои сомнения разрешила она сама.
— Ты их видела? — оживая, спросила она, разумеется не у меня, а у своей собеседницы. — И она там сидит, эта сучка?! Как удачно все сложилось!
Мархалева победоносно взглянула на меня и воскликнула:
— Ну, Роберт, сейчас я вам докажу! Спускайтесь вниз, там ждет вас мой Женька, бывший муж, и Юлька, его жена. Они отвезут вас кое-куда.
— Куда?
— Туда, куда им сказала Роза, — уклончиво пояснила Мархалева.
Я удивился:
— А при чем здесь Роза? Кто она?
— Роза моя подруга. Она гинеколог, она все знает, но всегда занята, поэтому рассчитывать я могу только на Юльку. Не кобеньтесь, поезжайте.
— Но почему с вашим мужем? — с непонятным мне самому раздражением спросил я.
— Да потому, что никому другому я вас, наивного человека, доверить не могу. В конце концов мой Женька бывший десантник. Он в обиду вас не даст. Кто знает до какой наглости может дойти Заславский?
— А Юлька мне ваша зачем?
— А Юлька все проконтролирует. Должна же я знать как это будет выглядеть. Вот Юлька мне и расскажет. Роберт, умоляю, хватит вопросов, поезжайте быстрей, пока она еще там.
— Хорошо, — сказал я, — поеду, но, Софья Адамовна, остался последний вопрос: кто регулярно звонит мне и сообщает, что я козел?
— Ах, Роберт, ясное дело кто, какой-то козел, но не забывайте, что он спас вас. Ведь благодаря его звонкам Тамарка забила тревогу. Дело в том, что этот номер принадлежал бизнесмену. Он отказался от него как раз из-за этих самых звонков. Советую вам, вы тоже номер смените, но сейчас сделайте то, что обещали. Идите, Роберт, идите, я сгораю от нетерпения!
Уже вскочив со стула, я вдруг вспомнил про Кристину и закричал:
— Софья Адамовна, я пойду, но вы мне пообещайте, что оставите в покое мою Кристину. Хватит записок и этих дурацких корзин. Нельзя так жестоко вводить в заблуждение несчастную женщину.
Мархалева рассмеялась:
— Бог с вам, Роберт, скоро месяц как я в больнице лежу. Какие записки? Какие корзины? Считаете, мне до них? Роберт, пожалуйста, поскорей поезжайте, а то не успеете. Она уйдет.
Я не верил ни одному слову Мархалевой, но все же поехал. Меня привезли в больницу и провели в палату. Я вошел и увидел Марию. Человек, сидящий на кровати, был очень похож на меня, но это был Заславский.
Прошло полгода. Я был доволен своей жизнью. Заладилась работа с теорией. Нашла свое счастье сестра Кристина. По воле случая я узнал об этом именно в тот день, когда потерял своих друзей: Виктора и Марию. Тогда я вернулся домой совершенно убитый. Мархалева во всем была права: Заславский пустился в жуткую авантюру, которая должна была закончиться моей смертью. Открытие меня потрясло. Пережить это было тяжело. Я вернулся домой, с тоской посмотрел на Кристину и сказал:
— Кристя, сейчас же отправляйся к Максиму.
— Зачем? — удивилась она.
— Ты должна помириться с мужем. Эти корзины, эти записки…
Кристина улыбнулась и оборвала меня:
— Не надо, Роби. Я все знаю и очень тебя люблю, но записки настоящие. Ты кое-чего не знаешь. Именно об этом я и хотела с тобой поговорить. Пойдем, он ждет в кабинете.
И она повела меня в кабинет. Там на моем диване сидел тот нахальный художник, которому Кристина когда-то уступила свою корзину. На этот раз он был смущен. Увидев меня, вскочил и заикаясь, представился:
— К-кросский Эдуард, художник.
Ничего не понимая, я сказал:
— Это нам уже известно, а в чем, собственно, дело?
И он залепетал:
— Понимаете, когда я увидел вашу сестру, я понял — это она. О такой женщине я мечтал всю жизнь. Я начал о ней расспрашивать…
— Все ясно, — сказал я, — не продолжайте. Значит это вы посылали корзины.
— Роби, — вмешалась Кристина, — мы с Эдиком решили пожениться. Мархалева так образно описала ему мою трагедию, что он проникся сочувствием и влюбился. Я тоже влюбилась в него. Роби, я счастлива.
— Мы счастливы! — воскликнул Кросский.
— Спасибо Мархалевой, — закончил я.
Так решилась эта проблема. Позже со своим женихом явилась ко мне и Варвара.
— Роб, — сказала она, — ты был прав. Мархалева исполнила обещание и нас помирила. У моего ребенка будет отец. Клевая тетка, Мархалева! Я так ей благодарна, а ты?
Разумеется, я тоже был благодарен Софье Адамовне — она спасла мне жизнь. Стараясь отплатить за добро, я часто навещал ее в больнице, ухаживал за ней, учил ее ходить на костылях. Порой она бывала несносна, но мы подружились. Однажды я ее спросил:
— Софья Адамовна, скажите, зачем вы ради меня рисковали? Мы же с вами были едва знакомы.
— Ах, Роберт, — ответила она, — вам этого не понять.
— И все же, попытайтесь объяснить, — попросил я.
Она согласилась:
— Пожалуй. Когда я увидела, Роберт, какая вокруг вас чехарда, во что вы превратили свою жизнь, то сказала себе: “Это подходящий экземпляр”. Дело в том, что мы, женщины, с рождения и до конца своих дней лелеем в себе надежду познать вас, мужчин. Чтобы было образней и понятней привяжусь к временам года. Самая мучительная и сладостная — весенняя форма надежды. Организм девушки просыпается и расцветает, с этим расцветает и надежда найти и познать ЕГО, самого лучшего, умного, сильного, смелого и верного — ее мужчину. С приобретением опыта весенняя форма надежды превращается в летнюю. Женщина кое-что уже знает, кое о чем догадывается, кое с чем смирилась, но все никак не может понять почему мужчина такой несовершенный? Почему так сложно его приручить? Почему он все время хочет того, что вредно и опасно для его жизни? От теории женщина давно перешла к практике, она смело ставит опыты, пускается в эксперименты. Это самое плодотворное время, которое неизбежно переходит в осеннюю форму надежды. Женщина доживает до такого возраста, когда она уже поняла, что понять мужчину невозможно, но еще не может с этим смириться. Она все еще надеется что-то такое про него узнать, что сделает ее счастливой. Объектом изучения становятся внуки. Которые вырастают, превращаясь все в тех же мужчин, про которых женщина ничегошеньки не поняла. И тогда женщина входит в зимнюю пору надежды. “Да, я ничего не поняла, — говорит она себе, — я жила ради мужчины, но он приносил мне только боль. Возможно, я умру, так и не разобравшись, что это за существо, живущее рядом? Но, возможно, это сделает моя внучка?” Такова зимняя форма надежды.
Мархалева озорно на меня взглянула и сказала:
— Так вот, Роберт, я переживаю летнюю форму надежды, самую любопытную. Пока еще я пытаюсь понять, что за фрукт, этот мужчина. Способен ли он сам узнать чего хочет или я должна ему объяснить и так далее и тому подобное.
Я вспомнил как метался от Светланы к Марии, от Марии к Аделине, как не мог разобраться в своих чувствах, желаниях и потребностях… Вспомнил и подумал:
“Да-аа, здесь есть что изучать”.
— Софья Адамовна, — со всей серьезностью сказал я, — надеюсь, результатами вы со мною поделитесь.