Женить нельзя помиловать
Шрифт:
Дверь широко распахнулась, и мы увидели невысокую пухленькую старушку, вооруженную лохматой метлой. Сконфузившись, мы опустили оружие.
— Ой, Илюшенька вернулся! — радостно всплеснула руками старушка. — Да не один, а с гостями! Али еще кому дядька Друзь понадобился?
— Угадала, тетушка Матрена, — кивнул сэр Шон.
— Ну и ладно, ну и хорошо. Дядька Друзь, он завсегда безотказный. Да вы проходите, проходите в дом… Цирилка, Мистлейка! Брысь!
— Ой! — восхищенно прижала ладони к щекам Глори. — Кто это? Какое чудо!
«Чудом» оказались две красновато-рыжие зверюшки
— Вестимо что, — пожала плечами хозяйка, — крыси это. Аль не видали никогда?
Глори молча помотала головой, и я понял, что на ближайшие пару часов она полностью потеряла интерес ко всему окружающему, включая любимого мужа и друзей. Хорошо, что драконозавры не видят, а то не миновать нам безобразной сцены ревности…
— Так это… они рычали? — все еще слабым голосом поинтересовался Римбольд.
— Что ты, гостенек! Скажешь тоже! Есть, есть они выпрашивали, разбойники, — усмехнулась старушка. — Рычат-то они куда как сурьезнее! И не только рычат. Вот попробовал бы ты ночью через забор перелезть, когда они по двору шастают, так узнал бы, почем фунт лиха! С ними даже ведмеди не связываются!
Кто такие ведмеди, гном, как и все мы, не знал, но в этот момент одна из крысей потянулась, выпустив когти, и широко зевнула, продемонстрировав весьма внушительные для своего размера клыки. Римбольд сглотнул слюну и благоразумно предпочел поверить Матрене на слово.
Хозяйка шмыгнула обратно в дом и тут же вернулась. Вручив нам свежие полотенца и флакон с пахнущим липой жидким мылом, она сообщила, что «Илюша, где у нас умывальник, уже выучил, а я пока поищу чего-нибудь покушать». Надо сказать, насчет «поищу» и «чего-нибудь» она сильно поскромничала. Конечно, мы, весьма соскучившись по даже столь скромным проявлениям цивилизации, провели у умывальника несколько больше времени, нежели обычно, но ведь не настолько же! И тем не менее, когда я увидел накрытый в большой комнате стол, у меня закрались некоторые сомнения в том, что нас тут не ждали. И не у меня одного.
— Ох! — простонал Бон. — Прощайте, друзья! Погибну, погибну во цвете лет от обжорства!
— Если на твою долю что-нибудь останется, болтун! — невнятно пробурчал Римбольд, каким-то волшебным образом переместившийся из-за моей спины на лавку, стоящую перед столом, и с урчанием вгрызаясь во что-то, источающее восхитительный аромат.
До сих пор не могу понять, где я нашел силы для того, чтобы усадить Глори, вежливо поблагодарить Матрену, выслушать ее отказ присоединиться, подождать, пока она не выйдет из комнаты, и лишь потом попытаться отбить у прожорливых друзей немного пищи. А она стоила того, чтобы за нее побороться, ей-ей! Последний раз нас так вкусно кормили в королевском дворце Тилианы, но тогда, по известным причинам, я не испытал и сотой доли нынешнего удовольствия.
В разгар пира вновь прозвучал уже слышанный нами ранее грозный рык крысей. На этот раз звучал он еще внушительнее, поскольку к
Наконец гастрономическая вакханалия подошла к концу.
— Детка, гони своих усатых на улицу или сама иди вместе с ними! — категорически потребовал Римбольд.
— Это еще почему? — возмутилась Глори. Лежащая у нее на коленях крысь, тут же уловив перемену настроения, открыла один глаз и тихонько рыкнула, а остальные, отирающиеся вокруг ног моей ненаглядной, дружно поддержали. Гном мигом оказался на противоположной стороне лавки и затараторил:
— Ничего-ничего! Я просто собирался вытянуть свои старые, больные, стертые ноги и вздремнуть чуток, но теперь подумал, что лучше мне устроиться не на жесткой лавке, а в том симпатичном стоге сена, где…
— Здравы будьте, гости дорогие!
Эге, а вот и хозяин дома появился! Никем другим этот могучий, кряжистый старик быть не мог. Дальне-Руссианский Предел, конечно, находится на другой стороне Чемодана, и все такое, но вряд ли тут все пожилые мужчины поголовно ходят в холщовых небеленых рубахах, расшитых непонятными узорами, опираясь на посохи с навершиями в виде совы, а живая сова сидит у них на плече. Одним словом, выглядел он вполне легендарно.
— И тебе, мудрый Друзь, здоровья и всего наилучшего! — ответил за всех я, попытавшись говорить максимально «по-местному». — Да и за теплый прием спасибо.
— Полноте, — огладил бороду кудесник. — В Пределе нашем закон гостеприимства свят. Да и в животе бурчание — худая музыка к беседе.
— Правильно, — важно кивнул Римбольд и похлопал по своему изрядно вздувшемуся животу. — Мы в Стоунхолде придерживаемся тех же взглядов.
— Да и мы в Геймсе…
— И мы в Хойре… — не сговариваясь, одновременно заявили мы с Боном. А вот Глори ничего не сказала — она была чересчур занята обихаживанием крысей. Впрочем, даже без упоминания с ее стороны о Гройдейле я почти услышал тот стук, с которым отвалилась нижняя челюсть Друзя. Отшвырнув в угол посох и небрежно выкинув обиженно ухнувшую сову в раскрытое окно, он буквально рухнул на лавку и очумело помотал головой, а потом замысловато выругался:
— Ох, чтоб я сдох! Извините, барышня, не удержался. То двадцать лет с родины вестей не было, а то соотечественники табуном пошли! Не иначе, Альпенштокский перевал растаял…
— Ничего, господин Друзь, я понимаю.
— Сомневаюсь. Я ведь уже скоро четверть века в этой глуши сижу, думал, что и говорить-то по-человечески разучился, без всех этих «вельми» и «доколе». Ну что, господа, давайте знакомиться?
Следующие три часа мы, сменяя друг друга, пересказывали сначала все мировые новости, а потом и наши собственные приключения. Друзь только головой качал да машинально жевал один пирожок за другим.