Женитьба Корбаля
Шрифт:
Шовиньер подошел к столу, пододвинул кресло, сел и принялся писать под прицелом почти в упор наведенного пистолета. Его перо торопливо заскрипело по бумаге, но еще быстрее бежали его мысли, когда он пытался найти способ перехитрить эту парочку, сделавшую из него посмешище.
Он витиевато расписался, отшвырнул перо и встал. Затем он взял со стола записку и сунул ее под нос месье де Корбалю, так что его левая рука оказалась не более чем в трех дюймах от правой руки виконта, в которой тот сжимал пистолет.
— Прочитайте, — отрывисто бросил он Корбалю.
Месье де Корбаль на
— Я думаю, фокус удался, мой дорогой ci-devant. Фортуна всегда улыбается тем, кто умеет ждать.
В следующую секунду комната содрогнулась от грохота выстрела, и резкий, звонкий смех Шовиньера замер у него на устах. Его пальцы, мертвой хваткой державшие запястье виконта, бессильно разжались. Он покачнулся, оперся плечом о стену, и рука, которую он прижал к левому боку, окрасилась кровью, обильно струившейся из-под пальцев. Он попробовал выпрямиться, и черты его лица исказила гримаса боли. Он попытался заговорить и разразился кашлем, как будто ему в рот и нос попал пороховой дым. Но кашель резко усилился, и на его губах выступила кровавая пена; казалось, что-то мешает ему дышать и он хочет очистить свои легкие. Затем все его тело содрогнулось в конвульсии, он медленно сполз вдоль стены и мешковато повалился на пол.
Все произошло настолько быстро, что виконт не успел даже пошевелиться, и прошло еще несколько мгновений, прежде чем он вновь обрел дар речи.
— Он умер смеясь, — с ужасом произнес месье де Корбаль, глядя как завороженный на торчащие вбок острые колени Шовиньера, — в такие минуты второстепенные детали иногда привлекают к себе все внимание.
— Я припоминаю, что он предсказывал себе именно такую кончину, — отозвалась из своего угла мадемуазель, опуская еще дымящийся пистолет, и ее голос звучал непривычно напряженно.
— Он мог бы и сейчас смеяться, если бы ты не настояла на том, чтобы на всякий случай дать тебе второй пистолет. Я и не предполагал, что мне самому может потребоваться помощь. Слава Богу, что ты не опоздала. Смерть уже заглядывала мне в лицо.
— Это единственное, что оправдывает меня, — нетвердо ответила она.
По ее телу пробежала дрожь, пистолет с глухим стуком упал на пол; она закрыла лицо руками и разразилась безудержными рыданиями.
Ее вид заставил виконта окончательно стряхнуть с себя охватившее его оцепенение. Он поспешил к мадемуазель де Монсорбье, заботливо обнял ее за плечи, и, шепча какие-то бессмысленные, но ободряющие слова, увел из этой жуткой комнаты в вестибюль, где их поджидала перепуганная Филомена.
Глава X
В вестибюле, прохладном и сумрачном, мадемуазель де Монсорбье усадили на стоявшую возле стены деревянную скамейку с высокой спинкой, и Филомена, больше не обманываясь насчет того, кем является крестьянский юноша, с которым подружился месье
— Друг мой, простите мою несвоевременную слабость, — сказала мадемуазель де Монсорбье, когда ей наконец удалось овладеть собой. — Слезы сейчас — непозволительная роскошь. Нам угрожает смертельная опасность, и мы должны приложить все усилия, чтобы избежать ее.
— Твоя находчивость уже подсказала нам выход, — уверенно улыбнулся месье де Корбаль. — Записка, написанная Шовиньером для трибунала, объяснит его отсутствие, а вместе с ним исчезает единственное препятствие, не позволявшее нам пожениться… если только ты…
Она подняла на него свои покрасневшие от слез глаза, и он замолчал; на ее бледном как мел лице появилась слабая улыбка.
— Можешь не сомневаться в этом, Рауль.
— Тогда не будем терять время. Филомена подберет для тебя подходящий наряд, и мы немедленно отправимся в Пуссино. Я уверен, что все члены революционного трибунала сохранили былое дружеское расположение ко мне, и только страх перед Шовиньером заставил их вынести мне столь абсурдный приговор. Без Шовиньера они будут вести себя более покладисто и разрешат мне жениться по своему выбору, особенно когда убедятся в скромном происхождении моей невесты. Идем же. По дороге мы придумаем тебе имя и подходящую родословную.
— Ты слишком спешишь! — воскликнула она.
— Сейчас иначе нельзя — время не ждет.
— Постой, постой! — не уступала она. — Нельзя совершать опрометчивые поступки. Сначала надо подумать о последствиях. Революционный трибунал удовлетворится запиской Шовиньера, но надолго ли? Через день-другой его отсутствие покажется подозрительным, начнутся расспросы…
— Ты не знаешь Пуссино, — поспешил он успокоить ее страхи, — а я прожил здесь много лет. С появлением Шовиньера в городе воцарился сущий ад, так что исчезновение гражданина полномочного представителя позволит всем наконец-то вздохнуть спокойно; жизнь начнет понемногу входить в привычную колею, и вскоре единственным опасением горожан будет возможное возвращение Шовиньера.
— Ты чересчур уверен в этом.
— На то у меня есть причины.
— А записка? — спросила она. — Каким образом трибунал получит ее?
— О, это совсем нетрудно. У Фужеро есть племянник, который служит конюхом в гостинице, где остановился Шовиньер. Он богобоязненный юноша и ненавидит всех этих санкюлотов. Он и вручит революционному трибуналу записку Шовиньера, которую ему передаст Фужеро.
Ее лицо просветлело.
— Превосходно, — одобрительно кивнула она головой. — Значит, смерть Шовиньера…
— Самое лучшее, что могло произойти, — закончил за нее Корбаль. — И он сам навлек ее на себя своим трюкачеством. Филомена, беги, позови с поля Фужеро. А я тем временем схожу за запиской.
Девушка бросилась исполнять поручение, а виконт отправился в библиотеку. Мадемуазель де Монсорбье осталась одна, и у нее в памяти немедленно всплыло лицо Шовиньера, каким она видела его в последний раз. Пытаясь отогнать от себя наваждение, она склонила голову и закрыла лицо руками. В таком виде ее и застал вернувшийся из библиотеки месье де Корбаль.