Женщин обижать не рекомендуется. Сборник
Шрифт:
А мне не хотелось, чтобы жена узнала о моем легкомысленном обещании. Когда до назначенной встречи оставалось минут пятнадцать, я надел куртку, сказал жене, что решил погулять, и спустился на лифте. У подъезда сидели незнакомые мне старухи. Я поколебался.
Я позвонил в их квартиру. Открыла мне невеста. Конечно, я пытался ее представить, когда шел сюда, почему-то мне виделась стройная блондинка в темно-синем платье с белым воротничком — такими я запомнил учительниц, которые меня когда-то учили, — да и вообще мне нравились спортивного вида молодые блондинки, хотя, впрочем, они всем нравятся. Но невеста была в малиновом трикотажном платье и не очень молодая,
— Катерина, — представилась она и сказала: — Давай к столу.
Сказала так, будто мы с ней всегда были знакомы. Она достала бутылку «Столичной», а это в самый разгар нашей борьбы с алкоголизмом обрадовало даже меня, хотя и пил редко, к сорока годам я, как любой мужчина, который половину жизни провел в командировках, имел уже стойкий гастрит.
Вера Игоревна за столом молчала, демонстрировала свое раздражение, а китайские шампиньоны, и копченый угорь, и говядина с чесноком, и свежие помидоры предназначались явно не для меня.
— Так что, мне не ехать к сестре? — спросила он свою дочь.
— Ехать, — ответила Катерина и посмотрела на мать так, что та тут же встала из-за стола.
— Расскажите о своем друге, — попросила Катерина.
— Инженер, — начал я.
— Сейчас почти все инженеры, — прервала Катерина. — Расскажите о нем так, как вы рассказываете о женщине.
— Рост чуть меньше моего…
— Размер талии? — спросила Катерина.
— Уже без талии…
— Грудь? — спрашивала Катерина.
— Средней ширины.
— Вес?
— Под восемьдесят.
— В общем, не Аполлон, — вздохнула Катерина. — Когда поправится его мама, хотя я предпочитаю сирот, можете зайти к нам! Но я бы предпочла познакомиться с таким, как вы.
— Как это? — не понял я.
— А так. С такими физическими данными, как у вас. Да и с характером таким.
— А какой у меня характер? — спросил я, всегда ведь интересно про себя послушать.
— Мне подходит. С вами легко.
Катерина включила музыку. Магнитофон у нее был советский, среднего очень класса, «Ока».
— Потанцуем, — предложила она. И я пошел с ней танцевать.
И мы стали танцевать, совсем как показывают в кино, когда мужчина и женщина остаются одни. Катерина выключила свет, включила торшер.
— А я сегодня настроилась на безумство, — сказала Катерина.
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом, — ответила Катерина. — Даже мать отправила, и не к сестре, сестры у нее никакой нет, а в свою квартиру У меня отдельная, кооперативная. Очень хочется безумства, — вздохнула Катерина и обняла меня.
— Если очень хочется, — сказал я, — то надо совершать.
И мы совершили это безумство. Я не люблю, когда мной руководит женщина, но Катерина была настойчива, и я, совершив это безумство дважды, как мне казалось, незаметно посмотрел на часы — моя прогулка явно затягивалась.
— Иди домой, — сказала Катерина. — Жене будет трудно объяснить прогулку в три часа двадцать минут. — Она тоже посмотрела на часы.
Я ее поцеловал, как это полагается, когда мужчина и женщина становятся любовниками, вышел во двор, чтобы выветрился запах ее духов, мне даже повезло: сосед по лестничной площадке возился со своим автомобилем, я ему в чем-то помог с радостью, потому что жена знала: я любил возиться со всякими механизмами, а запах бензина и машинного масла перебивает любые духи.
Дома я сказал, что помогал чинить машину; умылся в ванной и лег спать, решив, что на этом мои безумства закончились, в конце концов, я не обязан знакомить перезрелых учительниц со своими приятелями.
На следующий день меня беспокоила встреча с Верой Игоревной, но мне повезло — она на этот раз не сидела у подъезда. И вообще я ее перестал видеть. Но дня через два я услышал знакомый голос Катерины.
— Назаров, — окликнула она. И хотя моя фамилия не Назаров, я оглянулся. — Я же не знаю твоей фамилии, — сказала Катерина, подходя.
Мы с ней прошли от метро, не торопясь, тем более что жена позвонила мне на работу и предупредила, что она задержится: у какой-то их сотрудницы отмечали день рождения внука.
— Зайдешь? — спросила Катерина, когда мы вошли в подъезд.
— А мать? — спросил я.
— Я ее отправила в пансионат, — сказала Катерина. И мы снова совершили безумство. На следующий день я уехал в командировку, потом мы с женой пожили у тестя на даче, потом уехали в отпуск в Кимры к моей матери. Но в первый же вечер, когда я возвращался с работы, Вера Игоревна, не ответив на мое «здравствуйте», сказала:
— Зайдите. Вас ждет моя дочь.
— Обязательно при случае, — начал было я.
— Случай уже есть, — сказала Вера Игоревна и предупредила: — И вы за него несете полную ответственность.
Я зашел, чтобы узнать, за что же я несу полную ответственность, и выяснил, что Катерина беременна и собирается рожать.
Я сказал, если она хочет иметь ребенка, то лучше все-таки рожать от человека, за которого можно выйти замуж.
— Таких, как видишь, нет, — ответила Катерина. — Поэтому я рожу от тебя.
— Но я не собираюсь бросать жену, — твердо заявил я.
— А я и не собираюсь выходить за тебя замуж, — заявила она. — И даже требовать от тебя алименты.
— Ну, требовать алименты от меня бессмысленно, — ответил я. — Если юридически, то общего хозяйства мы с тобой не вели.
— Ты прав, — оборвала меня Катерина. — Ты мне обещаний не давал. Можешь быть спокоен. Я ни на что не претендую, выращу ребенка сама, зарабатываю я достаточно. Сложность только в одном: слишком поздно я рожаю. Врачи меня предупредили: вынашивать буду трудно, может быть, придется ложиться на сохранение, в общем, надо всячески беречься. Как ты знаешь, у матери больные ноги и она дальше подъезда не отходит, мне нельзя будет таскать даже малейшую тяжесть. Поэтому у меня к тебе единственная просьба: хотя бы раз в неделю привозить с рынка овощи и фрукты. За мои деньги, естественно. В конце концов, такую помощь можно оказать и просто соседке, а уж матери твоего будущего ребенка и подавно.