Женщина без лица
Шрифт:
– Без сознания, – сказал Роман, взяв Леону за руку.
– Альдо, что происходит? – Симоне повернулся к высокому мужчине, который повелительно обхватил премьер-министра за плечи.
– Почему он еще здесь?! – рыкнул мужчина с ястребиным лицом на подскочивших к ним людей. – Немедленно увести!
– Альдо! – выкрикнул Симоне, но не посмел вырваться из цепких рук охранников.
Они обступили его кольцом и, пристально осматриваясь по сторонам, вывели первое лицо государства из зала.
– Merda [4] , – едва слышно выругался мужчина.
– Ваши ребята не отличаются
– Кто вы?
– Роман Сафонов.
– Оставайтесь на месте.
– Синьор Кондотти, – со стоном позвал шефа безопасности Дарио, – моей жене нужна помощь.
Альдо Кондотти дотронулся до гарнитуры в ухе.
– Медики уже рядом, – сказал он и отступил в сторону, пропуская к Леоне двух мужчин с чемоданами.
4
Дерьмо (ит.).
С бесстрастным лицом он наблюдал за действиями врачей, приводящих синьору Аскари в чувство, затем развернулся и направился к месту, куда увели премьер-министра.
– Свяжитесь с Джанни ди Козимо, – услышал Роман его слова.
Это означало, что о сложившейся ситуации доложат Генеральному командованию, и расследованием займется Корпус карабинеров.
Часть вторая
Глава 13
Генерал-лейтенант Джанни ди Козимо, один из трех людей, входящих в состав Генерального командования, контролирующего всю деятельность Корпуса карабинеров, сидел в небольшом кресле, делавшем его круглую фигуру еще толще. Он был похож на огромный воздушный шар, который вот-вот лопнет от переизбытка эмоций. Тем не менее голос его был мягким и сладким. Джанни замедлил речь и протяжно выговаривал каждое слово, делая акцент на согласных, отчего они звучали раскатисто на французский манер. Это означало, что на данный момент генерал находится в стадии контролируемого гнева, но как долго продлится этот период, никто не мог предсказать.
Напротив него сидел Альдо Кондотти. Он спокойно встречал взгляд генерала, и тот постепенно успокаивался, натыкаясь на непробиваемую стену выдержки и самообладания. Джанни был весьма интеллигентным человеком, но порой не мог справиться со своим темпераментом. И хотя он быстро остывал, в Корпусе его боялись, особенно в те мгновения, когда случались какие-либо происшествия, которых можно было избежать, но которые по вине безответственности и медлительности служащих Минобороны грозили перерасти в грандиозный международный скандал.
– Альдо, ну скажи мне, как такое могло случиться?! – выкрикнул Джанни и потер горячую от волнения шею. – Ma che cazzo! [5] Хорошо, что выпад не был направлен на премьер-министра. В противном случае, у нас имелись бы проблемы намного серьезнее, чем смерть иностранца на банкете.
Он горестно вздохнул и прикрыл глаза. Альдо усмехнулся. Генерал-шарик лопнул у него на глазах. Больше гневаться он не станет и снова превратится в веселого и циничного Джанни, с которым они были знакомы уже много лет. Пропустит пару рюмок алкоголя, от этого щеки его игриво окрасятся в розовый цвет, а глаза заискрятся. С таким генералом легко разговаривать.
5
Что за хрень! (ит.)
– Боюсь, что меня отстранят от службы, – Альдо облокотился о ручку кресла. – Моя команда не оправдала своего назначения. Охрана замешкалась, и Бриони еще некоторое время находился в зале, хотя его должны были вывести, едва только Хьюз упал на пол. Ты прав, хорошо, что жертвой оказался не премьер и продолжения не последовало. Думаю, будет лучше, если я первым подам прошение об отставке. Не хочу оказаться в неловком положении, когда мне принесут бумаги с пожеланием выметаться со службы.
Джанни вышел из-за стола и прошелся по кабинету. Несмотря на грузность фигуры, походка его была легкой, почти летящей. Это еще больше придавало ему сходство с воздушным шаром.
– Еще рано что-либо предполагать, – сказал он. – Если тебя решат отстранить, я буду против. В этом случае можешь рассчитывать на мою поддержку.
– Не стоит меня прикрывать, Джанни, – покачал головой Альдо. – Я не хочу остаться во главе охраны только благодаря твоей протекции. Но все равно спасибо.
– Не торопись с выводами. Выпьем?
– С удовольствием. Кофе.
Джанни улыбнулся.
– Помнится, в былые времена, когда мы оба еще не были женаты и не имели собственных кабинетов, на предложение пропустить пару рюмочек ты реагировал по-другому. Хотя повода пить – нет. И все же у меня голова раскалывается от мыслей, поэтому я выпью. Если посчитаешь нужным, присоединишься, – он налил себе рюмку граппы. – Знаешь, Альдо, несмотря ни на что, шеф находится в спокойном расположении духа. Зато все остальные в мыле. Жаль, что ты не присутствовал на совещании.
– Не посчитали нужным пригласить. Видимо, я уже нахожусь в опале. Но меня успели допросить. Кстати, сам шеф. Но тебе об этом известно.
Альдо подбородком указал на бумаги, лежащие на столе. Это был отчет о его действиях на приеме. Джанни сделал невнятный звук губами.
– Глупости. Какая опала? Максимум, что тебе сделают, – это объявят выговор и…
– Отправят в отставку, – закончил предложение Альдо. – И если такое случится, я найду чем заняться. Лучше расскажи, как прошло совещание.
Джанни присел на краешек стола и сосредоточенным взглядом обвел кабинет.
– Обсуждали тактику поведения. Бриони уже принес соболезнования. В посольство США отправили представителя, который будет замаливать грехи. Выделили спецрейс, чтобы доставить тело Хьюза на родину.
– Кто будет вести дело?
– Ренато Бальдуччи, – ответил Джанни. – Кроме того, к нам отправляют некоего Джо Маклина для совместного сотрудничества. Пришлось пойти на эту уступку. В общем, все подготовились к тому, чтобы лизать задницу представителю ФБР.
Альдо понимающе кивнул. Иностранные полицейские могут принять участие в операции, но самостоятельно действовать на территории чужой страны не в праве. Однако Джо Маклину, по всей видимости, дадут карт-бланш, чтобы не создавать лишних волнений. Разумеется, убийство Хьюза при столь пикантных обстоятельствах, а именно в присутствии премьер-министра, не приведет к ухудшению политических отношений между странами и МИД-представительства сделают все, чтобы удалить неприятный осадок от случившегося. Именно поэтому Маклин будет чувствовать себя хозяином положения, которому никто не посмеет противоречить или в чем-либо отказать.