Женщина и обезьяна
Шрифт:
Маделен открыла ту дверь, через которую ока забралась в кабину, и высунулась наружу. Люди, которые шли по тротуару, увидели выражение её лица и отпрянули. За исключением одного человека. Секретарша Адама, всё ещё бледная и взволнованная, по-видимому направлявшаяся обедать, застыла. Маделен вырвало. Секретарша отступила назад.
Маделен выпала бы из кабины, но рука, которой случалось поддерживать актилоп-гну и гиппопотамов, обхватила её и втащила обратно. Джонни протянул ей большой синий выглаженный и сложенный платок и термос.
— Выпейте, — сказал он. — Это вода.
Маделен жадно выпила. Из кармана плаща она достала свои витамины
Джонни запустил двигатель и отъехал от поребрика.
Внутри Маделен падение продолжалось с постоянно увеличивающейся скоростью. Впереди уже маячило отвращение к самой себе, а ещё дальше под ним виднелись наполненные трупами катакомбы, которые мир с непозволительным преуменьшением называет похмельем. У Маделен не оставалось никаких сил изображать загадочность. Одновременно она видела всё с истеричной ясностью, которая предшествует нервному срыву.
— Собака, — сказала она. — Именно о ней говорил Еоуэн. Обезьяна была у вас в машине.
— Она убежала, — сказал Джонни. — Это впервые. Я не знал, что она там.
— Как вы снова нашли её?
Джонни постучал по радиоприёмнику.
— Полиция передаёт информацию на частоте сто сорок восемь мегагерц, — объяснил он. — Ветеринарная полиция — на ста сорока шести.
С квалифицированными и неквалифицированными рабочими Маделен никогда не взаимодействовала иначе как на основе точно определённых предварительных условий. Они обеспечивали ей материальную сторону её существования, а затем удаляли продукты отходов. Она заказывала их, принимала, открывала им дверь и закрывала её за ними, обращаясь к ним с преувеличенной любезностью, которая происходила от того, что она боялась их, не понимая и в глубине души осознавая, что полностью находится в их власти, поскольку сама она не в состоянии сменить предохранитель, выкопать колодец и испечь крендель. В такси она всегда ездила на заднем сиденье. Теперь она сидела рядом с Джонни. В поездке, которую она сама спровоцировала. При том что никто её заранее никуда не приглашал.
В сомнительных случаях все живые существа стремятся к знакомым им моделям поведения.
— Вы хотите получить компенсацию, — решила она.
Джонни покачал головой.
— Сколько?
Джонни снова покачал головой.
— Дело не в деньгах, — объяснил он.
Маделен посмотрела на него новыми глазами, как смотрят на редкое животное, на птицу-носорога или на карликового тапира. Человек, которому не нужны деньги!
— А что же вам надо? — спросила она.
Через тело Джонни и по его лицу пронеслись разные чувства, но ни одно из них не нашло своего выражения. Маделен поняла, что рядом с ней сидит человек, который, подобно ей, не представляет себе, куда он движется, но который — подобно ей самой — убеждён, что след, по которому он идёт, — правильный.
— Я просто хочу её ещё раз увидеть, — сказал он.
Некоторое время они ехали в молчании. Оба они чувствовали, что обезьяна побывала в той кабине, где они сейчас сидели.
— Я обещала ей, что помогу, — сказала Маделен. Джонни кивнул:
— Это понятно.
— Но я не знаю, как это сделать.
— Кого только я не возил, — сказал Джонни. — Самцов-жирафов во время брачного периода, антилоп-пала. Которые гибнут, стоит им только заподозрить, что они уже больше не в Африке.
Он остановил машину. Только сейчас Маделен узнала район. Отсюда было рукой подать до Момбаса-Мэнор. Она осторожно вышла из машины.
— Я бы мог помочь, — сказал Джонни.
Маделен
— С этого момента я буду парковаться здесь, — сказал он. — Я живу в машине.
Он протянул ей её тубус.
— Скажите ей… скажите, что мы с Самсоном простили то, что случилось с Самсоном. У неё не было выбора.
Маделен захлопнула дверь машины, повернулась и, не оглядываясь, начала с трудом пробираться к дому.
10
Её разбудил свет, звук двигателей и чувство, что она кому-то что-то должна.
Хотя было два часа ночи, но шум не был для неё неожиданностью. В течение последних месяцев через её череп провели шестиполосную скоростную магистраль, которая становилась особенно оживлённой по ночам, когда она к тому же освещалась прожекторами, и те, вспыхивая, прочёсывали область позади роговой оболочки её глаз. К этому аду света и звука ей со временем удалось приспособиться. На сей раз её беспокоило то, что все эти ощущения вызывались чем-то извне.
Она подошла к окну. Во дворе, в свете затенённых ламп, работали с десяток человек, надёжно укрепляя и изолируя оранжерею. В течение тех двух часов, что она простояла у окна, они поставили стальные решётки на окна, сменили двери и со стороны двора пристроили к крылу здания проволочный вольер высотой метров пять, который венчали три электрических провода на изоляторах. Закончив эту работу, они уехали.
Маделен легла, но заснуть ей не удалось, и она снова встала. В предрассветных сумерках она увидела, что к Адаму пришли три человека. Облачившись в рабочие халаты, они вошли в оранжерею. Вскоре к ним присоединился Клэпхэм.
Пока медленно рассветало, Маделен боролась с последствиями алкогольного отравления предыдущих суток при помощи новых порций спиртного. И поначалу казалось, что это ей удаётся.
В течение последующих трёх суток Адам и четыре его помощника выходили, только чтобы поесть, сходить в туалет или же поспать час-другой на диване или в кресле, и на протяжении этих трёх суток Маделен пила постоянно и безостановочно. Сначала стремясь справиться со своей растерянностью, а потом, когда это не удалось, надеясь, что удастся заснуть, а когда и это не удалось, она пила, чтобы избежать похмелья и чтобы не трезветь.
В течение этих трёх дней во всех обитателях дома появилось что-то животное. Не только в Маделен, но и в пятерых мужчинах. Первый раз, когда они вышли из оранжереи, они приняли душ и переоделись. Но уже во второй раз — через двенадцать часов — они уселись прямо в своих серых рабочих халатах вокруг кухонного стола и принялись за еду, не произнося ни слова. Потом полетел к черту и распорядок обедов и ужинов. Мужчины забывали о еде, или же просили принести им бутерброды, или же по два-три человека заходили на кухню, брали руками кусок мяса, садились и засыпали на стуле, и, продремав так несколько часов, снова возвращались к работе. Через сутки между ними стёрлись все социальные различия. Когда они шикали друг на друга или дремали в кресле, ни один непосвящённый человек не смог бы уже догадаться, кто рабочий, кто дворецкий, а кто будущий директор самого престижного зоопарка за всю историю зоологии.