Женщина и обезьяна
Шрифт:
Она не открыла глаз. Она ничего не сказала. Она лишь протянула руку и запустила пальцы в густую шерсть. Внутри себя она впервые в жизни смирилась с тем фактом, что даже того, кого любишь, никогда не сможешь понять полностью.
8
Тех двухсот человек, которые в эту пятницу в конце июля собрались, чтобы торжественно открыть Новый Лондонский зоологический Риджентс-Парк и приветствовать нового директора парка, было явно недостаточно, чтобы заполнить актовый зал, но все они отбирались необычайно тщательно. Ни один из них не был приглашён сам по себе, в силу
Присутствовали представители Лондонского городского управления, правительства, двенадцати крупнейших организаций по защите животных, Общества зоологических парков Великобритании, Общества зоологических парков Европы, Ассоциации парков-сафари, естественнонаучных факультетов британских университетов, инвесторов и спонсоров, Ветеринарной полиции, Британского туристического общества, Королевского института британских архитекторов, Британской ассоциации зоологических музеев, Ассоциации практикующих ветеринаров и Всемирного фонда охраны природы. Королевская семья была представлена принцессой Анной — покровительницей Королевского зоологического общества.
Двадцать два приглашённых журналиста и три выбранных для этой цели телевизионных канала должны были сообщать о событиях этого дня нации, и не только нации, но и всему Земному шару, поскольку в этот день радовался не только британский народ, но и вся мировая общественность.
Радовалась она, потому что торжественное открытие было трогательным выражением единения. Выражением того, что группа состоятельных людей, крупные собственники, государственный аппарат и население огромного города — посреди безжалостной во многих отношениях культуры — образумились и подарили миру, себе самим и диким животным убежище. В международном масштабе это было событием вдохновляющим, словно спортивные соревнования, но без присущей спорту националистической агрессии, и поэтому мир от островов Тристан-да-Кунья до Шпицбергена в этот день радовался, этого дня ждали, как карнавала в Рио, почти с таким же волнением, как 50-летия Победы или падения Берлинской стены.
И Лондон это понимал, понимал, что он один на сцене, и поэтому праздничное настроение было специально приглушено. Словно кокетливая маленькая манекенщица, которая знает, что её выступление — гвоздь программы, город шёл по подиуму перед мировой общественностью, скромно улыбаясь, одетый в красивый и вместе с тем скромный костюм спасения вымирающих видов животных.
Неистребимый оптимизм, витавший в воздухе, проник даже в те места, где живут ожиданием худшего, он добрался до самого Отряда особого назначения столичной полиции, который отвечал за охрану актового зала, и поэтому Маделен, Джонни и Балли без особых сложностей, показав те пригласительные билеты, которые достала Сьюзен, проскочили мимо двух первых контрольных пунктов в тех кордонах, которые полиция установила вокруг Риджентс-Парк, Примроуз-Хилл и Альберт-Террас.
Джонни и Балли впервые в жизни облачились во фраки. На вид и по собственным ощущениям они
Перед самым входом в зал стояли два охранника и женщина, которая приветствовала гостей, на первый взгляд, чтобы сказать им «добро пожаловать», а на самом деле, чтобы провести опознание личности каждого из них.
Женщина эта была секретаршей Адама Бёрдена.
Узнав Присциллу, она застыла на месте.
— Он говорит, что вас не знает, — сказала она. — Я только что спрашивала его. Он никогда о вас не слышал.
— Все мужчины так говорят, когда погуляют на стороне, — заметила Маделен. — А что говорит ваш?
Секретарша стала пятиться назад.
— Я живу одна, — сказала она. — Уже несколько лет.
Она остановилась, собрав всё своё мужество.
— Вы больше не можете угрожать тем, что пойдёте к его жене, — сказала она.
Охранники приближались к ним. Маделен наклонилась вперёд.
— Посмотрите на меня, — сказала она.
Секретарша посмотрела на неё. Маделен сняла тёмные очки. Секретарша почувствовала, что от неё исходит волна тепла, иная, чем метеорологическая жара этого дня, — тепловой фронт с запахом горелого, словно из сауны.
— Нет никакой Присциллы, — сказала Маделен. — Никогда не было. Есть только я. Маделен Берден. Я должна быть там. Речь идёт о любви. Это видно по мне?
Охранники приближались. Балли и Джонни приросли к мраморному полу. Секретарша выпрямилась.
— Мы рады видеть вас здесь, — произнесла она. — Проходите, пожалуйста.
Охранники отошли, секретарша сделала шаг в сторону, стеклянные двери открылись. Путь был свободен.
В это же время на Олбани-стрит, в том месте, откуда видно Глостер-Гейт, стояла машина «скорой помощи» Ветеринарной клиники Холланд-Парк. За рулём, в голубом халате поверх своего фрака, сидел Александр Боуэн. В глубине машины, у койки, на коленях стоял Эразм, по-прежнему в футболке, пиджаке, брюках для карате и тёмных очках.
— Это кордон, — сказал врач. — Нам надо предъявить бумаги. А у вас ничего нет.
Голос его звучал глуховато, руки дрожали. Он чувствовал такой страх, которого не испытывал со времён своего государственного экзамена.
— Нельзя ли попросить вас включить свет на крыше, — сказала обезьяна. — Тот, который мигает и воет.
Врач включил мигалку и сирену.
— И будьте так добры, поезжайте быстрее.
С включённой мигалкой и вопящей сиреной «скорая помощь» вырулила на проезжую часть, направляясь к въезду в Новый Лондонский зоологический Риджентс-Парк.
Охранник вышел на середину дороги и подал знак, приказывающий им остановиться.
— Я потеряю всё, — сказал врач.
Эразм снял тёмные очки. Голос его при полном спокойствии звучал почти пассивно.
— Вы везёте больную обезьяну, — сказал он.
Боуэн открыл окно машины.
— Ветеринарная «скорая помощь», — объяснил он. — Обезьяна. Она умирает.
Охранник засунул голову в окно и посмотрел в глубь машины. Боуэн закрыл глаза. Поскольку было по-прежнему тихо, он снова их открыл и посмотрел в зеркало.